Простояли больше часа. Тут я вспомнил, что находимся недалеко от берега. Приказал замерить глубину - и своевременно. Через несколько минут нас выбросило бы на берег.
В этот опасный момент вспомнил я и о возможности управления катером с помощью попеременной работы двигателей.
Завели моторы, развернули катер на юго-восток и пошли в открытое море, подальше от берега.
Вскоре снова легли в дрейф. К утру злополучный трос удалось намотать на барабан. До рассвета оставалось немного времени. Я разрешил команде отдохнуть, надеясь, что с рассветом определю местонахождение катера.
Шторм утихал. Пригревшись у мотора, я задремал. Вдруг слышу крик вахтенного:
- Справа по борту мина!
Я выскочил на палубу. Столкновение с миной казалось неизбежным. Еще три пять бросков волны - и от нас только обломки полетят.
- Заводи моторы! - закричал я не своим голосом.
Но тут обнаружилось, что, когда мы остановились, мотористы забыли перекрыть заслонки глушителей, и на большой волне вода залила их. К тому же в горячке перелили горючее из заливного бачка. Беда за бедой!..
Растерянность проходит быстро, когда возникает смертельная опасность и надо немедленно принимать решение. Я приказал боцману отпорным крюком отводить мину на корму, а сам с электриком Михейкиным сел на консоли. Когда боцман подвел мину к нам, мы осторожно, целясь между рожками, ногами стали отталкивать ее от катера. оттолкнем, а волна ее к нам опять подбросит. Снова отпихнем, она опять тут как тут. К счастью, катер несло быстрее и вскоре мина осталась позади. Глянул я на Михейкина, а лицо у него белое-белое.
"Ну, - думаю,- у меня, наверное, не лучше". Спустили через краники из глушителей воду, прокрутили стартером моторы, излишек бензина испарился, катер получил ход.
Избавясь от опасного соседа, я стал думать о дальнейшем. Где же мы находимся? Кругом вода и вода. Спустился в машинный отсек, чтобы посмотреть на карту и: разобраться в обстановке, но тут же был вызван наверх боцманом:
- Вижу берег!
Далеко на горизонте виднелись высокие горы. Из-за пасмурной погоды показалось, что они разделены проливом. Такого очертания я никак не мог узнать, хотя и старался припомнить все, что изучал по лоциям. "Что же это за берег?" - подумал я.
- Может быть, это Босфор? - предположил Михейкин.
"Босфор?! Может ли быть? Правда, вчера мы более
часа шли в море. Могло сильно снести и во время дрей,фа, - принялся рассуждать я. - Но нет, Босфор должен
находиться в другой стороне". Проверил компас.
Исправен.
Пошли малым ходом, приблизились к отлогому берегу.
Но что это? Вдали явственно виднелись юрты.
Тут же ложусь на обратный курс и снова в море, подальше от беды. В это время боцман доложил:
- Правый борт 160, вижу корабль!
"Еще этого недоставало!" - встревожился я. Но вскоре распознал в нем нашу канлодку типа "Красный Аджаристан". На одной из таких командиром артиллерийского подразделения плавал мой однокурсник лейтенант Халявко.
Недолго думая, даю полный ход - и к канлодке. Но пыл наш был сразу остужен. Как только поднялся у нас за кормой высокий бурун, стволы главного калибра канлодки начали разворачиваться в нашу сторону. "Черт его знает, что за катер и чего он тут болтается", - очевидно, подумали там. И на всякий случай взяли нас на прицел.
Я сразу же уменьшил ход до самого малого и приказал дать опознавательные. В воздух взвились ракеты.
Уклоняясь за корму канлодки, я приказал боцману семафором запросить, куда она следует. Приняв наш семафор, на канлодке подумали, что мы один из дозорных катеров, поэтому сразу же ответили, что следуют из Тендры в Севастополь. Теперь все стало ясно, мы ориентировались. Я дал полный ход и пошел к базе.
Вскоре мы увидели Евпаторийский маяк, а слева за траверзом тот же песчаный берег и злополучные "юрты" - это были кучи соли на соляных промыслах.
Шли дни, недели, месяцы. В период обороны Севастополя мы сопровождали корабли, доставляющие подкрепление и боеприпасы в осажденный город, конвоировали транспорты с эвакуируемым населением и ранеными, отбивая непрестанные атаки вражеских самолетов. И с каждым днем сильнее закалялась наша воля, вырабатывались боевые качества, обретался опыт.
Затем нас перебазировали на Кавказское побережье. Отсюда мы совершали далекие многочасовые переходы к берегам, занятым противником, и на вражеские коммуникации.
В моем командирском становлении особенно большую роль сыграл Константин Георгиевич Кочиев, командовавший тогда отрядом катеров и удостоенный впоследствии звания Героя Советского Союза.
Первая моя встреча с Кочиевым произошла в порту, куда наш катер пришел на ремонт.
На причале я увидел смуглого офицера атлетического сложения, с суровым, как будто постоянно сердитым лицом.
Правда, мое первое впечатление оказалось обманчивым. Под внешней суровостью Кочиева скрывались доброта и сердечная внимательность к людям.
Наш катер передавался в его отряд.
Выслушав мое представление, Константин Георгиевич задал несколько вопросов и пожелал сразу познакомиться с личным составом, осмотреть материальную часть корабля.
С этого дня началась моя совместная служба с Кочиевым, а в дальнейшем и крепкая боевая дружба.
Константин Кочиев, или, как мы звали его между собой, Коста, тоже с детства мечтал стать моряком. Закончив Военно-морское училище им. Фрунзе в Ленинграде, он получил назначение на Черное море, в отряд экспериментальных катеров. Это было как раз по его характеру, твердому, настойчивому, пытливому. Испытывая катера, он закреплял теоретические знания, приобретал ценные мореходные навыки. Войну Коста встретил уже опытным командиром.
Обучая и воспитывая нас, молодых командиров, Кочиев стремился привить нам такие командирские качества, как смелость и решительность, стойкость и упорство, разумную инициативу, высокую требовательность не только к подчиненным, но и к самим себе.
- Но это еще не все, - часто говорил нам Коста. - Надо иметь хорошо сплоченный, хорошо обученный, умеющий действовать в любых условиях, дружный экипаж. Надо любить и уважать своих подчиненных, постоянно заботиться о них. Тогда и они будут ценить вас, легко понимать и энергично выполнять все ваши приказания.
Сам Константин Кочиев заботой о подчиненных, справедливой требовательностью и особенно личной отвагой снискал себе всеобщую любовь и уважение среди черноморцев.
Помню такой случай. Выполняя боевое задание, катер, на котором находился Кочиев, подорвался на вражеской мине. Взрывом контуженного командира отряда выбросило за борт, и в тот же миг на помощь ему в холодную декабрьскую воду прыгнуло несколько человек.
Под командованием Константина Кочиева наш отряд торпедных катеров провел немало боевых операций, потопил много вражеских кораблей, нанес фашистским захватчикам большой урон.
Ночные удары
Наступил 1943 год. Фашистское командование, стремясь помочь своим войскам, разбитым под Орджоникидзе и бегущим через Кубанские степи к Керченскому проливу, прилагало все силы, чтобы защитить их от удара во фланг. Оно подбрасывало сухопутными и морскими путями подкрепление из Крыма, создало мощную линию обороны на побережье Цемесской бухты. В Новороссийске враг соорудил на каждом перекрестке, на каждой улице доты, превратив город в неприступную крепость.
Но наше командование поставило перед Черноморским флотом и Приморской армией задачу: овладеть городом и портом Новороссийск, чтобы создать плацдарм для флангового удара советских войск по отступающим фашистским армиям.
В феврале был высажен тактический десант в долину Озерейка и на Мысхако. Этот клочок земли, на котором сначала находился лишь батальон майора Куникова, получил название Малая земля. Новый плацдарм не давал покоя противнику. Наши десантники контролировали вход в Цемесскую бухту, и фашисты не могли использовать порт для переброски подкрепления.
Обеспечивали Малую землю корабли, базировавшиеся вблизи Новороссийска. Группа состояла из катеров-охотников, торпедных катеров, мотоботов и сейнеров. Они должны были снабжать десантников боеприпасами, техникой, продовольствием, доставлять подкрепление и вывозить раненых.