Выбрать главу

На рассвете мы уже пели солдатские песни и снова становились сами собой. А окончательно уверенность в себе вернулась к нам после нашей первой битвы… снежками. Она произошла, когда наше путешествие по неизвестным мне причинам снова прервалось. Мы несколько часов провели на полуразрушенной железнодорожной станции и решили занять себя игрой в снежки. Нашими противниками в «бою» стали румыны, но это сражение с ними было веселым и бескровным.

Наш поезд задержали на несколько дней. Пока мы ждали, к нам как-то раз для уборки в вагонных отделениях привели людей, которые явно были военнопленными, судя по их превратившейся в лохмотья одежде. Мы не знали, кто это был, русские или евреи. Эти люди выполняли свою работу с помощью огромных примитивных метел, и за ними следили надсмотрщики в униформе. Они очень грубо подгоняли военнопленных, чтобы те делали все поскорее. Однако когда в нашем отделении надсмотрщик не позволил пленным взять черствый хлеб, который мы уже не собирались есть и предложили им, это разозлило нас и дошло до того, что один из наших унтерштурмфюреров СС начал орать на надсмотрщика за его бесчеловечное поведение. Так мы впервые увидели военнопленных, и это заставляло задуматься. Кто из нас мог быть уверен, что его не ожидает подобная судьба?

Но наш путь продолжался. За окнами снова мелькали убогие деревянные домишки, рядом с которыми порою стояли вооруженные караульные вермахта. Также по пути мы увидели, выложенную черными камнями надпись для тех, кто возвращался на поездах в Германию: «Передайте Рейну привет от нас!» Чем дальше поезд уносил нас на восток, тем становилось холоднее. Особенно это ощущали те, кого назначали в караул. Они дежурили в тамбурах, где их насквозь пронзал ледяной ветер. Но они должны были находиться в карауле, чтобы предотвратить возможные действия партизан. Железнодорожные пути и мосты также очень часто оказывались заминированными, и поэтому наш локомотив толкал впереди себя товарный вагон, наполненный песком. Теоретически этот вагон должен был смягчить силу удара взрывной волны, которая бы обрушилась на состав, и спасти жизни машинистам и бойцам.

Несколькими днями раньше на нашей железнодорожной ветке уже подорвался один поезд. Тогда впереди состава двигались караульные, которые должны были выстрелами в воздух предупредить машиниста о заминированных путях, если заложенная взрывчатка оказывалась визуально заметной. Однако, услышав выстрелы, машинист вместо того, чтобы остановить поезд, наоборот резко увеличил скорость, подумав, что это атакуют партизаны. В результате от взрыва погибло тридцать человек.

Но настоящую жатву войны мы увидели в Тарнополе. Следы окружения и кровавой битвы в летние месяцы однозначно говорили нам о том, что нас ждет. Почти как в кинохронике, сцены той легендарной битвы представали перед нашими глазами во всей своей страшной и суровой реальности. Там было бессчетное количество сожженных танков и других военных машин. А разрушенные деревни свидетельствовали о свирепых боях, разыгравшихся на участке между Карпатскими горами и рекой Припять.

Вскоре у нас был еще один перерыв в пути по причинам, которые нам никто не объяснял. И мы три недели пробыли в украинском городе Винница. Местное население выглядело смирившимся, пассивным и внешне не проявляло к нам враждебности. Причиной этого также была, несомненно, страшная бедность, которую они терпели при Сталине. Эта бедность сразу бросалась в глаза. На улицах было невозможно отличить женщин от мужчин. На них были одинаковые серые и некрасивые ватники, полы которых были стянуты веревкой. На их одежде не было даже пуговиц. Не было у них и фабричной обуви. Нам очень редко доводилось увидеть на ком-нибудь из местных жителей кожаные туфли или сапоги на меху. Самая распространенная местная обувь была сделана из парусины или войлока. У самых бедных к ступням, вместо обуви, просто были привязаны куски старых автомобильных шин. Подобные жизненные условия вряд ли могли быть результатом первых месяцев войны. Скорее это показывает истинные реалии тогдашнего Советского государства, резко контрастировавшие с картиной «советского рая», о котором русские в ту пору так громко кричали.