– Право на собственное мнение, – пробормотала она.
– Вы что-то сказали, дорогая?
– Я сказала, что не спросила вашего мнения. Возможно, вы предпочли бы продолжить поездку.
– Нет-нет, Присцилла, что вы! – Стюарт потрепал ее по колену. – Я не хочу утомлять вас. Мне просто не пришло в голову, что, как всякая леди, вы хрупки и не слишком выносливы. Впредь обещаю помнить об этом.
Боже, он относится к ней как к домашней кошечке!
– В жизни не видела такого чудесного платья, – говорила Консуэла. – Красота! Прекраснее некуда!
Она взвесила на пухлой ладони тяжелую на вид, но на самом деле воздушную складку платья. Казалось, ткань мерцает, чуть заметно светится.
– Спасибо за похвалу, – тихо откликнулась Присцилла. – Я сама сшила это платье.
Она стояла перед большим овальным зеркалом в простенке и смотрела на свое отражение. Да, она выглядела очень мило в этом наряде. Правда, лицо слишком бледное, а под глазами залегли тени, но зато платье выше всяческих похвал.
Присцилла коснулась бисера, украшавшего юбку. Благодаря ему ткань и мерцала. Низ платья, рукава у локтя и вырез были отделаны кружевами того же благородного оттенка слоновой кости. Неглубокое декольте приоткрывало белоснежные округлости самым соблазнительным образом. Талия над пышной юбкой казалась осиной. Платье она сшила из самого дорогого шелка, нежного и гладкого.
– Вы отменная портниха, если смастерили такое, – заметила Консуэла. – А вот прежняя жена хозяина совсем не умела шить.
– Ты ее хорошо знала? – насторожилась Присцилла.
– Нет, сеньорита. Она умерла вскоре после того, как хозяин обосновался на ранчо. Говорят, она была настоящей леди, хотя слишком застенчивой и молчаливой. Почти целые дни проводила в своей комнате, за чтением. Каждый раз, возвращаясь из города, хозяин привозил ей дорогие книги.
– Значит, он любил ее?
– Сеньор Эган не из тех, кто открыто выражает свои чувства, однако он баловал ее. Правда, времени у него и тогда было мало. Ранчо, сами знаете.
– Да, конечно, ранчо…
– Повернитесь ко мне, сеньорита. Я хочу приколоть вам в волосы розу. Ну-ка, давайте ее сюда.
На столике лежала белая роза из розария, разбитого за домом. Она еще не вполне распустилась. Нежные лепестки были почти такого же тона, что и платье, может, чуть светлее. Присцилла потянулась за цветком и уколола палец о шип.
– Хм… – Консуэла приподняла брови, заметив капельку крови. – Вот вам и подтверждение поговорки, что красота требует жертв.
«Не только красота, – подумала Присцилла. – Чтобы иметь крышу над головой и пищу, тоже надо приносить жертвы». Вот ей, например, придется ночь за ночью и день за днем расплачиваться за этот особняк, за слуг и роскошный гардероб.
Посасывая палец, чтобы остановить кровь, она протянула розу Консуэле. Мексиканка срезала шипы ножничками и закрепила цветок в прическе девушки. Несмотря на полноту, Консуэла была на редкость сноровистой и полчаса назад сотворила настоящее чудо с волосами Присциллы. Пользуясь щипцами для завивки, горничная одну за другой превратила пряди в чудесные локоны, разделила их прямым пробором и заколола над ушами невесты. Прическа получилась не только модная, но и очаровательная.
– Вот теперь лучше некуда, – удовлетворенно заметила она, оглядывая девушку. – Сеньору Эгану понравится.
Присцилла снова повернулась к зеркалу. Если бы ее глаза могли искриться и сверкать, как эти бусинки! Вдруг она порывисто повернулась к мексиканке, ее единственной наперснице в этот трудный момент.
– А что, если я совершаю ошибку, Консуэла? Ведь я совсем не знаю своего жениха. Конечно, мы долго переписывались, но он оказался совсем не таким, каким я представляла его. Более или менее совпадает только внешность. Стюарт – красивый мужчина и… и все такое, но… – Она осеклась, заметив крайнее изумление мексиканки.
– Все это обычные сомнения невесты в день свадьбы, – отрезала та. – Не стану уверять вас, что жизнь с сеньором Эганом обещает вам рай земной, однако напомню: у вас нет ни родственников, ни собственных средств. Вы одна на всем белом свете. Не станете же вы перебиваться случайной работой, с таким-то образованием, да еще такая хрупкая! Вам даже не на что будет вернуться назад, если сеньор Эган не оплатит вам дорогу. – Консуэла приложила огрубевшую ладонь к щеке Присциллы и мягко добавила: – Учитесь смирению, сеньорита. У вас не больше выбора, чем у моей Долорес, так что смириться придется.
Она была права, совершенно права, но слезы протеста невольно навернулись на глаза Присциллы и заструились по щекам.
– Я не смогу… не смогу…
– Не вы первая, не вы последняя, – безжалостно отрезала Консуэла. – Чтобы выжить, женщинам приходится приспосабливаться или по крайней мере хорошо притворяться. Ну а если справитесь, если сумеете понравиться хозяину, он сделает для вас многое. Это ли не счастье? Хватит, хватит, нечего сырость разводить! Через пару минут вы предстанете перед будущим мужем.
Присцилла заставила себя смириться с горькой истиной. При всей жестокости своей отповеди Консуэла желала ей добра. Девушка отерла щеки, устыдившись излишней откровенности.
– Не знаю, что на меня нашло. Больше не буду. – Она заставила себя улыбнуться, хотя казалось, что губы вот-вот откажутся ей повиноваться. – Все образуется. Я постараюсь сделать Стюарта счастливым, как и намеревалась с самого начала. У нас будет большая семья, много детей, а разве не в этом счастье?
– Вот так-то лучше. Конечно, все образуется. – Теперь, когда слезы девушки высохли, Консуэла сочла возможным выказать сочувствие. – Миром правят мужчины, сеньорита, от нас зависит немногое. Идемте. Час вашей свадьбы настал.
Приблизившись к закрытой двери, Присцилла расслышала доносившуюся снизу музыку – виртуозные переборы нескольких гитар, а когда мексиканка распахнула дверь, музыка хлынула волной.
Особняк наполнили голоса и смех, отовсюду доносились торопливые шаги слуг. По коридорам плыли запахи свежевыпеченного хлеба и жареного мяса со специями. Присцилла невольно принюхалась: да, от таких ароматов просто слюнки текли.
Не желая более оттягивать неизбежное, она вскинула голову и направилась по коридору к лестнице, ведущей на нижний этаж, в вестибюль. У подножия лестницы стоял Нобл Эган, которому предстояло «отдать» невесту жениху. Черный фрак поразительно шел ему. Чуть позади переминался с ноги на ногу малыш-мексиканец с целым букетом роз под стать той, что украшала прическу Присциллы.
– Вы так прекрасны, что дух захватывает, – галантно произнес Нобл, предлагая девушке руку. Присцилла почти вцепилась в нее в поисках поддержки. – Ищи отец хоть всю жизнь, ему не найти такой невесты!
– Вы очень любезны.
– А это вам, сеньорита, – вставил малыш, протянув ей свой букет.
Присцилла сделала реверанс и улыбнулась ему.
– Его зовут Фернандо, – объяснил Нобл, – но все называют Ферди. Это один из сыновей Хуареса.
– Хуареса?
– Ну да, нашего надсмотрщика Бернардо Хуареса. Мы ведь не только разводим скот. На ранчо есть несколько больших кукурузных полей, фруктовый сад, огород и даже, как вы уже знаете, розарий. И везде нужны рабочие руки. Надсмотрщик нам необходим как воздух.
– Спасибо за цветы, Ферди, – ласково сказала Присцилла ребенку, которому было не более пяти лет от роду. – Ты сам их выбирал?
– Нет, выбрала и срезала их мама, но я помогал, – гордо ответил мальчик и показал уколотый шипами большой палец. – Розы кусаются.
Присцилла засмеялась:
– Еще как кусаются! – Она показала малышу свой палец. – Но красота требует жертв.
– Вот и мама так сказала.
– Может, я иногда буду помогать ей в розарии.
– Она очень обрадуется. Теперь я знаю, как срезать розы и не колоться. Хотите, научу?
Присцилла кивнула и погладила его по щеке, думая: какой чудесный ребенок! Как только у нее появится малыш, жизнь на ранчо перестанет казаться ей тяжким испытанием.