– Вас как будто удивило мое появление, мисс Уиллз. С вашей проницательностью и умением разбираться в людях вам не следовало бы предполагать, что я покинул город под покровом ночи.
– Мне и в голову такое не приходило! – тут же солгала Присцилла. – Просто я… я не сразу вас узнала без… без растительности на лице.
Траск не только побрился, даже слегка подровнял волосы, хотя они все так же свободно падали на ворот рубашки. Рубашка тоже была другой, лучше, чем вчерашняя домотканая, и уж куда более чистая. Но, распахнутая на груди, она самым недопустимым образом открывала темные завитки волос.
Присцилла решительно заставила себя отвести взгляд от Траска. Ее новый знакомый оказался красивым мужчиной. Как тут не вспомнить слова одного из вчерашних насмешников о том, что Траску всегда везло с… с женщинами? Теперь Присцилла легко верила этому.
– Надо поторапливаться. Ваши вещи все еще наверху?
Она кивнула.
– Как только взойдем на борт, я пошлю за ними кого-нибудь.
– Да-да, конечно.
Траск, посмотрев на Присциллу, приподнял бровь. Должно быть, что-то в ней удивило его.
– Что с вами? Раздумали ехать?
– И не надейтесь, – отрезала она.
– Ну, тогда нам остается только пуститься в путь. – Тяжело вздохнув, Траск открыл для Присциллы дверь. – Будь в вас хоть унция здравого смысла, вы немедленно отказались бы от этого. Ладно, ладно, молчу. Если уж вы так легкомысленно настаиваете на своем, считайте меня глупцом, готовым составить вам компанию.
Траск предложил Присцилле руку, и она благосклонно приняла ее.
– Надеюсь, пресытившись дорогой, вы не поставите мне в вину, что я не отговорил вас.
Они спустились с каменного куска тротуара, затененного парусиновым тентом, на утрамбованную землю.
– Брен, сладенький мой! Ау!
Фамильярность этого оклика заставила Присциллу обернуться. На террасе соседнего дома стояла, опершись на перила, соблазнительная блондинка. Ее роскошная грудь просвечивала сквозь тонкую ночную сорочку.
– Мэм, прошу меня извинить. Недолгое, но неотложное дело, – рассеянно бросил Траск Присцилле, глядя при этом на женщину и широко улыбаясь.
Оставив девушку посреди улицы, он направился к террасе. Женщина так низко склонилась к нему, что грудь ее буквально вываливалась из сорочки.
– Вчера ты оставил у меня платочек, Брен, и я подумала, что это к лучшему. Я его смочила своими духами, чтобы в разлуке ты не забыл кое о каких минутах.
Она выпустила платок, и Брендон поймал его.
– Ну спасибо, Пэтси.
Он поднес платок к носу и глубоко вдохнул аромат духов, однако от густого и слишком сладкого запаха у Траска перехватило дыхание.
– Нет, любовничек, спасибо тебе за все, – проворковала Пэтси и посмотрела на Присциллу, стоящую посреди улицы. – Надеюсь, ты не собираешься плохо вести себя?
Она томно прикрыла золотистые ресницы и бросила из-под них призывный взгляд.
– Мне нравятся женщины, на костях у которых много аппетитной плоти. Разве ты еще не заметила этого?
– Как я могла не заметить, сладенький мой?
Смех ее, густой и гортанный, напоминал воркование сытой голубки. Она сильно красила свои губы, алые от природы. Глядя на ее рот, Брендон невольно припомнил, что она проделывала с ним прошлой ночью.
Бог знает почему, но в следующую секунду он обернулся. Присцилла Мэй Уиллз, без сомнения, слышала каждое слово, ибо поза ее выдавала напряжение, а глаза она отвела в сторону. Это было под стать ужасающе добропорядочному, до самого подбородка застегнутому и зашнурованному платью. «Однако у нее чудесная шелковистая кожа, маленькие и изящные белые руки, а губы нежные и трогательно невинные, – подумал Брендон. – Правда, грудь едва заметна над корсетом, а бедра, должно быть, не шире, чем у мальчишки-подростка… зато и талия так узка, что ее можно обхватить двумя ладонями».
– Куда это ты смотришь? – Голос Пэтси прозвучал сейчас довольно резко.
– Что значит куда? Я сравниваю, – тихо ответил Брендон, сам себе удивляясь, и подмигнул подружке. – Поразительно, крошка, как сказывается в тебе настоящая женщина. Смотри не остынь, пока я вернусь.
– Все, что у меня есть горячего, сладенький мой, не остынет еще ох как долго!
Когда Брендон наконец вернулся к Присцилле, та только вздернула подбородок при виде предложенной руки. Щеки ее горели.
– Должна заметить, мистер Траск, что нахожу исключительно вульгарными как ваши предпочтения по части женщин, так и способность обсуждать некоторые темы прямо на улице. Впрочем, ваши манеры вообще вульгарны. Прошу вас вести себя прилично хотя бы во время путешествия.
И она двинулась вперед, не дожидаясь ответа.
– Я буду вести себя как пай-мальчик, мисс Уиллз, хотя мои вульгарные манеры вас и не касаются.
Траск ждал нового взрыва негодования, но его не последовало. Присцилла продолжала путь в молчании. Поскольку теперь она шла чуть впереди, Брендон видел движения ее бедер под серым дорожным платьем. Он попробовал прикинуть, сколько под ним самой Присциллы, а сколько нижних юбок, но не сумел и усмехнулся. Что ж, даже если ее бедра и не слишком округлы… она стройна, но не худа. Возможно, без одежды девушка не так уж и похожа на мальчишку-подростка.
Однако вскоре улыбка исчезла с его губ. Не хватало еще размышлять о фигуре нареченной Стюарта Эгана. В данном случае лучше держать брюки туго застегнутыми, а мысли – в приличном русле.
Брендон дал себе слово, что так оно впредь и будет.
Траск придержал распахнутую дверь каюты, пока два матроса вносили вещи. Мистер Хеннесси и в самом деле позаботился о билетах на пароход «Уиндем», причем не только для Присциллы, но и для компаньонки, которая, как он полагал, будет ее сопровождать. Впрочем, даже если бы он этого не сделал, Траск, конечно, занялся бы билетами сам. Он согласился быть проводником, поэтому не упустил бы ни одной мелочи. Присцилле показалось, что Траск привык командовать. Возможно, он собирался командовать и ею, и девушка понятия не имела, как вести себя в этом случае. В конце концов, она сама попросила его о помощи.
– Позже, когда вы разместитесь в каюте, я загляну проверить, все ли в порядке, – сказал Брендон, когда внесли вещи, и шагнул за порог.
– В этом нет необходимости.
Он лишь усмехнулся, показывая, что сильно в этом сомневается, и исчез за дверью. Чуть позже Присцилла решила глотнуть свежего воздуха. Она прошла по узкому коридору, поднялась на палубу, оперлась на перила и с опаской взглянула на водную гладь. В заливе, откуда старательно пыхтящий буксир в этот момент выводил пароход, волнения почти не было, однако темная и мрачная вода покрылась белой пеной. Едва «Уиндем» оказался в открытом море, желудок Присциллы поднялся к самому горлу, и она не на шутку перепугалась. Всю дорогу до Галвестона ее беспрерывно тошнило, хотя море было на редкость спокойным. Как она ненавидела все пароходы и морские путешествия, вместе взятые!
Корабельный двигатель мерно рокотал, чайки пронзительно вскрикивали, ныряя в воду, налетал порывами свежий ветер. Присцилла отвлеклась, вспоминая обстоятельства, предшествовавшие отъезду. Бескровное лицо тетушки Мэдлин в гробу, таким безмятежным оно никогда не было при жизни. Впервые, находясь с ней в одной комнате, Присцилла не слышала резких окриков, нотаций или указаний. Почему-то сейчас мысль об этом вызвала в ней глубокую печаль.
Тетушка Мэдди бранила ее так часто, что девушка привыкла к этому. В основном она пропускала раздраженные замечания мимо ушей, улыбалась и отвечала: «Конечно, тетя Мэдди», – думая совсем о другом.
Она думала, например, о белом с черными пятнами щенке, который увязался за ней на рынке (разумеется, тетушка строго-настрого запретила взять его в дом), или о девочке с красивыми белокурыми локонами, которая всегда улыбалась ей из окна одного дома. Присцилла любила детей и еще в юности решила, что непременно заведет семью и нескольких детишек…