Черезъ растворенную дверь видѣнъ былъ баронъ верхомъ, со шляпой на бровяхъ; онъ осушилъ цѣлый жбанъ и смѣялся во все горло, Кругомъ него — самый шумный безпорядокъ. Ломали мебель, бросали посуду за окошко. Нѣсколько разбойниковъ гонялись за служанками, которыя не знали, куда спрятаться; столъ былъ опрокинутъ, нѣсколько бочекъ разстрѣляно изъ пистолетовъ и вино лилось ручьями на красный полъ. Негодяи, припавъ на колѣна, такъ и пили прямо съ полу. Въ углу плакала дѣвушка съ обнаженными плечами. Тамъ и сямъ солдаты торопливо совали въ мѣшки и чемоданы награбленныя вещи. Другіе стрѣляли въ куръ и утокъ и вѣшали убитыхъ за ноги къ сѣдламъ.
— Ату его! ату его! кричалъ баронъ, забавлявшійся, какъ король.
Труба протрубила походъ: кто держался еще кое-какъ на ногахъ, сѣли на коней и выровнялись подлѣ барона де Саккаро, краснаго, какъ піонъ. Другіе пошли, качаясь, на конюшни и вышли оттуда, таща лошадей за поводья.
— Всѣ крѣпки и славно вооружены, сказалъ Францъ, и не двадцать ихъ, а тридцать!
— Ну, тѣмъ будетъ забавнѣе. На балѣ, ты самъ знаешь, чѣмъ больше танцующихъ, тѣмъ веселѣй, отвѣчалъ Джузеппе.
— Можно мнѣ выбрать, себѣ одного? Вотъ тотъ въ красномъ плащѣ мнѣ нравится.
— А меня особенно соблазняетъ толстякъ, съ зеленымъ перомъ на шляпѣ.
— Выстрѣлимъ-ка разомъ, будетъ пара.
Выстроивъ кое-какъ свою банду, баронъ огрѣлъ хлыстомъ отсталыхъ и, выпрямившись на стременахъ, крикнулъ:
— Теперь, мои барашки, на охоту за хорошенькими дѣвочками и за прекрасными денежками! Кто меня любитъ — за мной!
Въ отвѣтъ раздалось «ура», и въ ту минуту, какъ отрядъ двигался съ мѣста, на дворѣ появился впереди Франца и Джузеппе графъ Гедеонъ въ шляпѣ, надвинутой на самыя брови, крѣпко сидя въ сѣдлѣ и съ откинутымъ на плеча плащемъ. Баронъ уже ѣхавшій къ воротамъ, увидѣлъ его.
— А! графъ де Монтестрюкъ! вскричалъ онъ.
— Онъ самый!
— Тысяча чертей! помоги-же моей памяти!… Вѣдь это тебя я бросилъ на земь какъ-то вечеромъ, на дорогѣ въ Миркиду, въ прошломъ году?
— Да, напавши на меня сзади и неожиданно.
— Военная хитрость, мой другъ, военная хитрость! А! да славно-же ты и упалъ тогда!… Какими судьбами ты гуляешь теперь по моей дорогѣ?
— Гуляю потому, что ищу тебя.
— Ну! вотъ теперь ты нашелъ меня; чего-же ты отъ меня хочешь?
— Хочу убить тебя.
Шпага графа блеснула въ правой рукѣ, и въ тоже мгновенье онъ выстрѣлилъ лѣвою изъ пистолета въ бандита, стоявшаго у него на дорогѣ.
Въ ту же минуту раздались еще два выстрѣла, а за ними, съ быстротою молніи, — еще три. Шесть человѣкъ упало, и въ числѣ ихъ человѣкъ въ красномъ плащѣ и другой — съ зеленымъ перомъ.
И вдругъ съ крикомъ: бей! руби! стариннымъ военнымъ крикомъ своего рода, графъ де Монтестрюкъ бросился прямо на барона.
Въ то же время, со шпагами на-голо: Францъ и Джузеппе кинулись на прочихъ бандитовъ.
Ударъ былъ страшный. Ошеломленные стремительной аттакой, разстроенные внезапнымъ раденіемъ шестерыхъ товарищей, всадники барона дали прорвать ряды свои, и еще двое свалились съ коней отъ первыхъ же ударовъ. Но какъ только они увидѣли, что противъ нихъ всего трое человѣкъ, они сомкнули ряды и кинулись впередъ въ свою очередь. Тутъ произошла страшная свалка, раздались крики, стоны, проклятія, бѣшеные удары шпагъ и глухой шумъ тяжелаго паденья тѣлъ на землю. Дымъ отъ выстрѣловъ облекъ всю схватку.
Графъ Гедеонъ перескочилъ черезъ солдата, котораго свалилъ первымъ выстрѣломъ, и схватился съ барономъ де-Саккаро. Это былъ крѣпкій рубака, владѣвшій отлично и шпагой, и кинжаломъ; не легко было одолѣть его; но онъ ослабѣлъ отъ попойки, рука его потеряла и гибкость, и твердость; кромѣ того, у графа было еще и то преимущество, что онъ готовъ былъ уыереть, лишь бы только убить врага.
Два тигра не бросаются другъ на друга съ такой яростью, когда схватываются изъ-за добычи; ударъ сыпался за ударомъ; уже кровь лилась ручьями съ обоихъ, но потому уже, какъ графъ вертѣлся около барона, грозя ему и рукой, и шпагой, и кинжаломъ, быстро нападая и такъ же быстро отражая удары, — можно было отгадать заранѣе, на какой сторонѣ окажется побѣда. Она пришла бы еще скорѣй, еслибы по временамъ одинъ изъ людей барона не отдѣлялся отъ общей схватки, въ которой бились Францъ и Джузеппе, какъ два дикихъ кабана, преслѣдуемые стаей собакъ, — чтобы броситься на графа, которому приходилось еще и отъ него защищаться, а между тѣмъ баронъ могъ хоть немного вздохнуть; но силы его замѣтно истощались вмѣстѣ съ кровью, лившеюся изъ ранъ, и шпага уже плохо дѣйствовала въ его рукахъ.