Кавалеръ смутно чувствовалъ ея руку въ позорной неудачѣ такъ ловко однакожь составленныхъ плановъ. Онъ не могъ разобрать только, что именно побудило ее вмѣшаться. Его душа не въ состояніи была понять преданности; но ему довольно ужь было понять, что Монтестрюкъ былъ главной причиной той радости, которая свѣтилась въ ея чертахъ.
Еще одинъ человѣкъ стоялъ тутъ же поодаль. То былъ Кадурь.
Арабъ въ первый разъ видѣлъ графиню де Монлюсонъ. По странному стеченію обстоятельствъ, онъ никогда не встрѣчалъ ея въ Парижѣ, а въ замкѣ Мельеръ, когда тамъ былъ Гуго, его также не было. Не двигаясь съ мѣста, съ дрожащими ноздрями, съ сверкающими глазами, напоминая собою конную статую, онъ смотрѣлъ теперь на нее. Онъ былъ ослѣпленъ, какъ правовѣрный, которому внезапно является божество есо въ святилищѣ храма. Лицо его дышало восторгомъ; кромѣ графини, онъ ничего не замѣчалъ; душа его была очарована и вся горѣла на огнѣ, зажженномъ одной искрою.
Въ эту минуту Орфиза взглянула съ нѣжностью на Монтестрюка. Глаза араба вдругъ озарились мрачнымъ огнемъ и бѣлые зубы показались изъ-за дрожащихъ губъ, какъ у тигра, когда онъ облизывается,
Что-то такое, чего сейчасъ не было, зажглось въ глубинѣ души Кадура и сдѣлало изъ него новаго, незнакомаго намъ человѣка.
Въ это самое время показался въ долинѣ Коклико, объ которомъ никто теперь и не думалъ. Онъ повѣсилъ носъ и едва держалъ въ рукѣ поводья, висѣвшіе по шеѣ коня, который тяжело дышалъ. Онъ спасъ Пемпренеля, но не догналъ Бриктайля.
— Это былъ навѣрное онъ, шепталъ онъ, никто такъ не кричитъ: Громъ и молнія! я слышалъ это разъ въ Тестерѣ и никогда не забуду…. Точно вызовъ бросаетъ небо…. Но вѣдь ушелъ же отъ меня!… У его лошади были крылья! Можетъ быть, и лучше, что моя-то отстала!… Мудрецы вѣдь учатъ же, что всегда надо смотрѣть на вещи съ хорошей стороны… Можетъ статься, я былъ-бы теперь мертвъ, покойникъ Коклико, сорванный съ вѣтки цвѣтокъ!… Но зачѣмъ Бриктайлъ здѣсь? — какъ бы онъ тамъ ни назывался, разбойникъ, для меня онъ все-же будетъ Бриктайль, исчадіе сатаны. Навѣрное ужь, не для хорошаго дѣла. И если онъ напустилъ свою шайку на графиню де Монлюсонъ, то что онъ — голова или только рука? правда, онѣ не прочь пограбить; но изъ-за того, чтобъ очистить карету, сталъ ли бы онъ соваться, когда графиню провожаютъ такіе бойцы, какъ графъ де Шиври и кавалеръ де Лудеакъ!… Вотъ это ужь просто непонятно.
Пока Коклико разсуждалъ самъ съ собой, люди графини де Монлюсонъ приводили въ порядокъ упряжь и экипажъ. Солдаты епископа рыли въ сторонѣ могилы, куда спѣшили опустить тѣла убитыхъ разбойниковъ, выворотивши однакожь прежде у нихъ карманы. А что касается до раненыхъ, то ихъ вязали по рукамъ и по ногамъ и клали на землѣ, пока сдадутъ ихъ на руки конвойнымъ, которые сведутъ ихъ въ Зальцбургъ, гдѣ висѣлица окончательно вылечить ихъ отъ всякихъ болѣзнѣй.
Одна изъ горничныхъ старалась всѣми силами принести въ чувства старую маркизу д'Юрсель, поливая ее усердно свѣжей водой послѣ того какъ всѣ душистыя воды были перепробованы безъ успѣха. Укладывали въ сундуки разбросанные по травѣ платья и драгоцѣнныя вещи, прилаживали порванныя постромки. Кавалеръ де Лудеакъ поправилъ свой туалетъ и, притворясь, что хромаетъ, клялся, что не успокоится ни днемъ, ни ночью, пока не обрубитъ ушей разбойнику, который такъ жестоко повалилъ его съ лошади.
Коклико опять призадумался, находя, что за это, право, не стоило бы такъ сильно сердиться.
Когда поѣздъ тронулся снова въ путь, съ нѣсколькими всадниками впереди, графъ де Шиври сдѣлалъ знакъ Монтестрюку и немного отсталъ. Этого никто не замѣтилъ, такъ какъ при выѣздѣ изъ долины опять въѣхали въ тѣсное ущелье. Какъ только Гуго подъѣхалъ къ нему, Цезарь сказалъ:
— Не угодно ли вамъ, графъ, поговоритъ о серьезныхъ вещахъ шутя, чтобъ графиня де Монлюсонъ, если взглянетъ случайно въ нашу сторону, не была ни удивлена, ни обезпокоена?
— Охотно, графъ.
Лицо графа де Шиври озарилось веселой улыбкой.
— Вы не вѣрите, надѣюсь, всѣмъ этимъ знакамъ дружбы, что я вамъ такъ часто оказывалъ, чтобъ угодить прихоти моей прекрасной кузины, но прихоти для меня весьма даже обидной? На самомъ дѣлѣ, я васъ ненавижу и вы, должно быть, питаете ко мнѣ тоже самое чувство.
— Отъ всего сердца, дѣйствительно; особенно теперь.