— Сегодня мнѣ всюду чудятся дурныя предзнаменованія. Вотъ сегодня утромъ, выходя изъ церкви, я наткнулась на гробъ, который несли туда… А вечеромъ, когда я возвращалась въ замокъ, у меня лопнулъ шнурокъ на четкахъ и черныя и бѣлыя косточки всѣ разсыпались. Бѣда грозитъ мнѣ со всѣхъ сторонъ!
— Что за мрачныя мысли! Онѣ приходятъ вамъ просто отъ вашей замкнутой, монастырской жизни въ этихъ старыхъ стѣнахъ. Въ ваши лѣта и при вашей красотѣ, эта жизнь васъ истощаетъ, дѣлаетъ васъ больною. Вамъ нуженъ воздухъ Двора, воздухъ Парижа и Сен-Жермена, воздухъ праздниковъ, на которыхъ расцвѣтаетъ молодость. Вотъ гдѣ ваше мѣсто!
— Съ вами, не такъ-ли?
— А почему жь нѣтъ? Хотите ввѣрить мнѣ свою судьбу? Я сдѣлаю васъ счастливою. Рука и шпага — ваши, сердце — тоже. Имя Колиньи довольно знатное: ему всюду будетъ блестящее и завидное мѣсто. Куда бы ни пошелъ я, всюду меня примутъ, въ Испаніи и въ Италіи, а Европѣ грозитъ столько войнъ теперь, что дворянинъ хорошаго рода легко можетъ составить себѣ состояніе, особенно когда онъ уже показать себя и когда его зовутъ графомъ Жакомъ де Колиньи.
Луиза грустно покачала головой и сказала:
— А мой сынъ?
— Я приму его, какъ своего собственнаго.
— Вы добры и великодушны, сказала она, пожимая руку Колиньи, но меня приковалъ здѣсь долгъ, а я не измѣню ему, что бы ни случилось. Чѣмъ сильнѣй вопіетъ моя совѣсть, тѣмъ больше я должна посвятить себя своему ребенку! А кто знаетъ! быть можетъ, когда-нибудь я одна у него и останусь. И притомъ, еслибъ меня и не держало въ стѣнахъ этого замка самое сильное, самое святое чувство матери, никогда я не рѣшусь — знайте это — взвалить на вашу молодость такое тяжелое бремя! Женщина, которая не будетъ носить вашего имени, къ которой ваша честность прикуетъ васъ желѣзными узами, которая всегда и повсюду будетъ для васъ помѣхой и стѣсненіемъ!… нѣтъ, никогда! ни за что!… Одна мысль, что когда-нибудь я увижу на вашемъ лицѣ хоть самую легкую тѣнь сожалѣнія, заставляетъ меня дрожать… Ахъ, лучше тысячу мукъ, чѣмъ это страданіе! Даже разлуку, неизвѣстность легче перенести, чѣмъ такое горе!…
Вдругъ она пріостановилась.
— Что я говорю о разлукѣ!… Ахъ, несчастная! развѣ вашъ отъѣздъ и такъ не близокъ? развѣ это не скоро?… завтра, быть можетъ?
Луиза страшно поблѣднѣла и вперила безпокойный взоръ въ глаза графа де Колиньи.
— Да говорите же, умоляю васъ! сказала она; да, я теперь помню… Вѣдь вы мнѣ говорили, что васъ скоро призовутъ опять ко Двору, что король возвращаетъ вамъ свое благоволеніе, что друзья убѣждаютъ васъ поскорѣй пріѣхать, и что даже было приказаніе…
Она не въ силахъ была продолжать; у ней во рту пересохло, она не могла выговорить ни слова.
— Луиза, ради Бога…
— Нѣтъ, сказала она съ усиліемъ, я хочу все знать… ваше молчаніе мнѣ больнѣй, чѣмъ правда… чего мнѣ надо бояться, скажите… Это приказаніе, которое грозило мнѣ… Правда-ли? оно пришло?
— Да; я получилъ его вчера, и вчера у меня не хватило духу сказать вамъ объ этомъ,
— Значитъ, вы уѣдете?
— Я ношу шпагу: мой долгъ повиноваться…
— Когда же? спросила она въ раздумьи.
— Ахъ! вы слишкомъ рано объ этомъ узнаете!
— Когда? повторила она съ усиліемъ.
Онъ все еще молчалъ.
— Завтра, можетъ быть?
— Да, завтра…
Луиза вскричала. Онъ схватилъ ее на руки.
— А! вотъ онъ, страшный часъ, прошепталъ онъ.
— Да, страшный для меня! сказала она, открывъ лицо, облитое слезами… Тамъ вы забудете меня… Война, удовольствія, интриги… займутъ у васъ все время… и кто знаетъ? скоро, можетъ быть, новая любовь…
— Ахъ! можете-ли вы это думать?…
— И чѣмъ же я буду для васъ, если не воспоминаніемъ, сначала, быть можетъ, живымъ, потому что вы меня любите, потомъ — отдаленнымъ и, наконецъ, оно неизбѣжно совсѣмъ исчезнетъ? Не говорите — нѣтъ! Развѣ вы знаете, что когда-нибудь возвратитесь сюда? Какъ далеко отъ Парижа наша провинція и какъ счастливы тѣ, кто живетъ подлѣ Компьеня или Фонтенебло! Они могутъ видѣться съ тѣмъ, кого любятъ… Простая хижина тамъ, въ лѣсу была-бы мнѣ милѣе, чѣмъ этотъ большой замокъ, въ которомъ я задыхаюсь.
Рыданія душили графиню. Колиньи упалъ къ ногамъ ея.
— Что же прикажете мнѣ дѣлать?.. Я принадлежу вамъ… прикажите… остаться мнѣ?..
— Вы сдѣлали-бы это для меня, скажите?
— Да, клянусь вамъ.
Графиня страстно поцѣловала его въ лобъ.
— Еслибъ ты зналъ, какъ я обожаю тебя! сказала она. Потомъ, отстраняя его:
— Нѣтъ! ваша честь — дороже спокойствія моей жизни… уѣзжайте… но, прошу васъ, не завтра… О! нѣтъ, не завтра!.. еще одинъ день… я не думала, что страшная истина такъ близка… она разбила мнѣ сердце… Дайте мнѣ одинъ день, чтобъ я могла привыкнуть къ мысли разстаться съ вами… дайте мнѣ время осушить свои слезы.