— Графъ де Монтестрюкъ, у васъ сердце дворянина, какъ и имя дворянина… Обнимемся.
— Вотъ это благородно!… вскричала принцесса, наблюдавшая: все время за маркизомъ. Поклянитесь мнѣ оба, что искренняя дружба будетъ отнынѣ оказываться другъ съ другомъ на вѣки.
— Ахъ! за себя клянусь вамъ! вскричалъ маркизъ съ удивленіемъ… Эта дружба будетъ такая-же глубокая и такая-же вѣчная, какъ и мое удивленіе передъ вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснѣя, а Гуго и маркизъ братски обнялись. Дворецкій, прибѣжавшій наконецъ съ людьми маркиза, и не понимая еще, что случилось тутъ безъ него, поднялъ руки къ небу при видѣ этихъ неожиданныхъ объятій. Маркизъ разсмѣялся и вскричалъ:
— Чортъ возьми! старикъ Самуилъ, еще и чего увидишь теперь! Узнай прежде всего, что этотъ молодой человѣкъ, протянувшій мнѣ руку, — другъ мой, лучшій изъ друзей, и я требую, чтобы онъ былъ полнымъ хозяиномъ въ Сен-Сави, какъ онъ хозяинъ у себя въ Тестерѣ: лошади, экипажи, люди — все здѣсь принадлежитъ ему!… И, клянуся чортомъ, мнѣ бы очень теперь хотѣлось, чтобъ онъ пожелалъ чего-нибудь такого, чѣмъ я особенно дорожу, чтобъ я могъ тотчасъ же отдать ему и доказать этимъ, какъ высоко я цѣню его дружбу!
Въ эту минуту взоръ его упалъ на араба, который все еще стоялъ въ сторонѣ, неподвижный и молчаливый. Вдругъ лицо маркиза измѣнилось и онъ вскричалъ:
— А! а ты, невѣрный, измѣняешь своему господину! ну, пришла теперь и твоя очередь!… Плетей, Самуилъ, плетей!… пусть четверо схватятъ этого чернокожаго разбойника и забьютъ его до смерти!…
Самуилъ съ четырьмя слугами ужь протянулъ-было руку къ арабу, когда Гуго вмѣшался:
— Вы сейчасъ сказали, маркизъ, что охотно пожертвуете всѣмъ, чтобъ доказать мнѣ вашу дружбу?
— Сказалъ и еще разъ повторяю… говори… чего ты хочешь?…
Гуго показалъ пальцемъ на араба:
— Кто этотъ человѣкъ, котораго зовутъ Кадуромъ?
— Дикій, проклятый невольникъ, взятый у корсаровъ африканскихъ… Мнѣ подарилъ его двоюродный братъ, кавалеръ Мальтійскаго ордена.
— Отдай его мнѣ!
— Бери. Когда Сент-Эллисъ что-нибудь обѣщалъ, онъ всегда держитъ слово.
Гуго подошелъ къ Кадуру и, положивъ ему руку на плечо, сказалъ:
— Ты свободенъ.
— Сегодня меньше, чѣмъ вчера, отвѣчалъ арабъ.
И, взявъ въ свою очередь руку графа де Монтестрюкъ и положивъ ее себѣ на голову, онъ продолжалъ цвѣтистымъ языкомъ Востока:
— Ты обвилъ мое сердце цѣпью крѣпче желѣзной… я не въ силахъ разорвать ее… Отъ Самого Бога она получила имя — благодарности… Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и такъ буду всегда ходить въ тѣни твоей.
— Когда такъ, то пойдемъ же со мной! отвѣчалъ Гуго.
IX
Безумный шагъ изъ любви
Слухъ объ этомъ приключеніи распространился въ окрестностяхъ и сильно поднялъ репутацію сына мадамъ Луизы, какъ называли тамъ вдову графа де Монтестрюкъ. Одни удивлялись его ловкости, другіе хвалили его храбрость; всѣ отдавали справедливость его великодушію.
— Онъ такъ легко могъ бы убить дерзкаго маркиза, говорили тѣ, у кого нравъ былъ мстительный.
Побѣдитель маркиза де Сент-Эллиса сдѣлался чуть не героемъ, а то обстоятельство, что молодой хозяинъ Тестеры былъ сыномъ графа Гедеона, придавало ему еще больше важности. Хорошенькія женщины начинали дѣлать ему глазки.
Встрѣча съ принцессой Маміани представлялась ему какимъ-то видѣніемъ. Ея красота, великолѣпный нарядъ, величественный видъ — напоминали ему принцессъ изъ рыцарскихъ романовъ, созданныхъ феями на счастье королевскихъ сыновей. Ему снились ея свѣтлый образъ и бархатное, вышитое золотомъ платье.
Какъ счастливъ маркизъ де Сент-Эллисъ, что она живетъ у него въ замкѣ Сен-Сави!
Разъ какъ-то утромъ, нѣсколько дней спустя послѣ своего приключенія, гуляя по полямъ, Гуго увидѣлъ на дорогѣ, верхомъ на отличномъ конѣ прекрасную принцессу, которая съ такой благосклонной улыбкой говорила ему о дворѣ и ожидающихъ его тамъ успѣхахъ.
Она сидѣла гордо на соловомъ иноходцѣ, затянутая въ парчевое платье; на сѣрой шляпѣ были приколоты красныя перья. На устахъ играла улыбка, лицо румянилось отъ легкаго вѣтерка, ласкавшаго ея черныя кудри. Гуго перескочилъ на самый края дороги и сталъ пристально смотрѣть. Она его замѣтила.
Проѣзжая мимо него шагомъ, она оторвала перо со шляпы и, бросивъ его прямо въ лицо молодому человѣку съ кокетливымъ жестомъ, сказала:
— До свиданья, графъ!
И, давъ поводья горячему коню, принцесса Леонора поскакала дальше.
Смущенный Гуго, съ краснымъ перомъ въ рукѣ, еще слѣдилъ за нею глазами, какъ вдругъ на дорогѣ показалось облако пыли и онъ узналъ маркиза, скачущаго во весь каррьеръ вслѣдъ за принцессой.
— Куда она; туда и я! крикнулъ онъ ему на скаку и исчезъ въ золотой пыли.
— Счастливецъ маркизъ! подумалъ Гуго, прикованный бѣдностью къ мѣсту своего рожденья.
Куда это ѣхала она, прекрасная, молодая, блестящая, свободная принцесса, вдругъ показавшаяся какъ метеоръ на небѣ его жизни? Въ Парижъ, должно быть, въ Компьенъ, въ Фонтенебло, гдѣ составлялся дворъ короля на зарѣ его царствованія… Она сказала ему: до свиданья, и какимъ тономъ, съ какой увлекательной улыбкой! Цѣлый міръ мыслей пробуждался въ немъ. Тамъ, въ самомъ концѣ дороги, по которой она поскакала, тамъ — жизнь; а здѣсь напротивъ не говорило-ли ему все о паденіи его дома?
Сынъ графа Гедеона прицѣпилъ красное перо къ своей шапкѣ и пошелъ въ самую глубь полей. Это кокетливое перо, обладая какъ будто даромъ волшебства, поднимало въ молодой головѣ его цѣлую бурю мыслей, проносившихъ мимо него видѣнія празднествъ, замковъ, сраженій, балконовъ, кавалькадъ, и повсюду горѣли какъ уголья зеленые глаза принцессы. При свѣтѣ этихъ глазъ, онъ вглядывался въ таинственную даль, полную чудесъ и очарованія. Своимъ жестомъ, своимъ призывомъ не указывала-ли она ему пути туда?
Гуго вернулся задумчивый въ Тестеру, гдѣ графиня прижала его къ сердцу въ самый день побѣды надъ маркизомъ. Удивляясь его молчанью, тогда какъ всѣ вокругъ разсыпались въ похвалахъ ему, она спросила стараго Агриппу, котораго не разъ заставала въ длинныхъ разговорахъ съ воспитанникомъ. Онъ владѣлъ его полной довѣренностью, — значитъ, долженъ былъ знать, что съ нимъ происходитъ. Вѣрный оруженосецъ улыбнулся.
— Это молодость машетъ крыломъ, сказалъ онъ.
— Какъ! вскричала графиня, вздрогнувъ, ты полагаешь, что Гуго ужь думаетъ меня покинуть?
— Графу ужь двадцать лѣтъ… а у орлятъ рано растутъ перья. Графу Гедеону было столько же именно, когда онъ уѣхалъ изъ дому на добромъ боевомъ конѣ. Притомъ же вашъ сынъ встрѣтился съ прекрасной, какъ день, принцессой, и глаза его смотрятъ теперь гораздо дальше.
— Да, да, прошептала графиня со вздохомъ, та же самая кровь, которая жгла сердце отца, кипитъ и въ жилахъ сына!… Да будетъ воля Господня!
И гордо поднявъ, голову, удерживая слезы, она продолжала:
— Чтобы ни случилось, совѣсть ни въ чемъ не будетъ упрекать меня: изъ ребенка, оставленнаго мнѣ графомъ Гедеономъ, я сдѣлала человѣка… мой долгъ исполненъ.
Немного спустя, разъ какъ-то Гуго, бодро приближавшійся къ совершеннолѣтію, встрѣтилъ подъ горой, на которой построенъ городъ Ошъ, красивую дѣвушку; она придерживала обѣими руками полы длиннаго плаща, въ который былъ закутанъ ея тонкій станъ, и смотрѣла испуганными глазами на лужи грязной воды и на глубокія рытвины дороги, по которой ей нужно было идти: ночью пошелъ сильный дождь и превратилъ эту дорогу въ настоящее болото. Хорошенькая дѣвушка сердилась и стучала щегольски обутой ножкой по камню, на которомъ она держалась какъ птичка.,
Привлеченный ея красивымъ личикомъ, Гуго подошолъ къ ней и, желая помочь, спросилъ:
— Что это съ вами? вы, кажется, въ большомъ затрудненіи?
Дѣвушка обратила на него блестящіе и веселые каріе глаза и, сдѣлавъ гримасу, какъ дитя, которому не даютъ конфетки, отвѣчала:
— Да, и есть отчего!… Меня ждутъ въ той сторонѣ, тамъ будутъ танцовать… Я нарядилась въ новенькое платье, а тутъ такая дрянная дорога… ямы, да грязь на каждомъ шагу! Ну, какъ же мнѣ пройдти?… Не знаешь, куда и ногу поставить. Просто, хоть плачь!