— Что же еще?
— Мне нужно встретить человека красивого, статного, смелого, щеголя, умного, искреннего. Но надо еще, чтобы и дела отвечали словам.
— Мне не приходится слишком хвалить себя, но, мне кажется, после того, что я сделал в Сен-Сави…
— Правда, рыцарь из волшебных сказок и тот не поступил бы лучше. Но эту удаль вы проявили, защищая честь своего имени; а мне… мне бы хотелось таких же подвигов из-за меня. Посмотрите на меня хорошенько: разве мне не позволительно желать этого, скажите сами?
— О! Разумеется! — горячо отозвался он. — Но какие же вам нужны подвиги?
— Мне бы хватило и одного.
— Да укажите же мне, что именно я должен сделать?
— А если я укажу, вы не отступитесь?
— Нет, даю вам честное слово.
Брискетта шла все медленнее. Глазки ее блестели каким-то дьявольским огнем, улыбка играла на устах — по всему было видно, что ею овладела какая-то безумная фантазия.
— Ну что же? — повторил Гуго, который в эту минуту не задумался бы сразиться со сказочным драконом гесперидских садов, чтобы только доказать свою любовь.
— Мне всегда казалось, — произнесла Брискетта, — что если бы кто-нибудь решил сделать для меня то же самое, что совершил когда-то испанский рыцарь из одного хвастовства, то он мог бы смело взобраться на балкон домика Вербовой улицы.
— Вы там живете?
Брискетта кивнула вместо ответа.
— И что же именно он сделал, этот испанский рыцарь? — спросил Гуго.
— А вы разве не знаете этой истории? Как-то раз в праздничный день на виду у всех жителей он храбро съехал верхом с Большой Пустерли.
— А потом?
— Как «а потом»? Вам кажется, что этого мало? Да он двадцать раз мог сломать себе шею, этот испанец.
— Да ведь не сломал же!
— История об этом молчит.
— Ну так вот что, Брискетта! На Пасху, в полдень, я буду на городской площади и съеду верхом с Большой Пустерли.
— Значит, в следующее воскресенье?
— Да, в следующее воскресенье.
— Если так, то в тот же вечер окно дома на Вербовой улице окажется открытым…
Гуго хотел достать для этого случая красивого коня, на котором было бы не стыдно сломать себе шею ради хорошенькой девочки. Дело было нелегкое. Куда обратиться, где найти коня, похожего на Золотую Узду, знаменитую лошадь Роланда, или на славного Баярда, волшебного коня Рено де Монтобана? Уже несколько лет прошло с тех пор, как старый герцог де Мирпуа отдал душу Богу; маркиз де Сент-Эллис скакал повсюду за своей принцессой. А в кошельке у Агриппы вряд ли нашлись бы деньги для покупки такого редкого коня, какой был нужен молодому графу Гуго де Монтестрюку.
Он задумался, как вдруг заметил у городских ворот лакея в ливрее маркиза. Гуго позвал его. Лакей обернулся и подбежал с радостным лицом.
— Граф, вас-то я и ищу! — сказал он. — У маркиза есть к вам дело.
— Разве он вернулся?
— Да, граф, только вчера. Он послал меня к вам, а когда я ехал в Тестеру, мне кто-то сказал, что вы в городе, вот я и повернул сюда.
— И где же маркиз меня ждет?
— В замке Сен-Сави. И чем скорее вы пожалуете, тем будет лучше. Я даже привел вам лошадь с конюшни маркиза, чтобы вы скорее туда доехали.
— Само Небо посылает тебя, любезный! Я сяду на эту лошадь, а свою отдай Коклико. Я сам скажу обо всем маркизу, а за труды вот тебе экю — ступай поужинай.
Через пять минут Гуго скакал в Сен-Сави, а вслед за ним и Коклико, не понимавший, с чего граф так несется.
— Отстань! — говорил ему Гуго. — Я еду искать средств исполнить такую затею, в которой можно добыть себе славу или потерять жизнь.
Сойдя с коня у дверей замка, Гуго встретил маркиза, который его ждал. Тот бросился к нему в объятия.
— Ах! Мой дорогой Монтестрюк, — вскричал маркиз, подводя его к накрытому столу, — перед тобой несчастнейший из смертных!
— Так это от несчастья ты сюда вернулся?
— А ты не веришь? Страшное несчастье! — продолжал маркиз, разрезая пирог.
— Принцесса?..
— Ты попал в самую рану, друг мой… Ах! Эта принцесса! А выпьем-ка за ее здоровье, хочешь?
Маркиз налил два стакана, выпил свой залпом и продолжал:
— Славное кипрское вино, рекомендую его тебе для печальных случаев. Итак, я был в Ажаке и окружал ее самым предупредительным вниманием, как вдруг один местный дворянин позволил себе взглянуть на нее слишком близко. Я бросил вызов наглецу, и мы сошлись на месте. Должно быть, я еще плохо оправился от нанесенной тобой раны в руку: с первого же удара разбойник проколол мне плечо, а вечером я уже лежал в постели, в лихорадке и в обществе фельдшера.