ТАЛАССА, ТАЛАССА!
«Море, море!» — этим кличем, как повествует Ксенофонт, десять тысяч греков, отступая из Персии, приветствовали сверкающие просторы, к которым долго и самоотверженно пробивались.
Второго декабря в пять часов утра портовый буксир потянул нас от Фао в залив узким судоходным каналом, затем фарватером, тоже узким, не дающим лавировать, да к тому же забитым разными кораблями, — потому нам и требовался строго попутный ветер.
Около полудня, когда берег значительно отдалился и впереди совсем близко маячил выходной буй, буксир нас покинул, и парус наш наполнился.
И это действительно было начало. «Тигрис» наконец-то выходил на морскую волну.
Мы радовались и резвились, как мальчишки. Величали друг друга витиевато по-восточному: «Уважаемый натягиватель каната, не скажешь ли, когда мне сменить уважаемого поворачивателя рулевого весла». Тур на мостике громко провозглашал дошедшую до нас из девятого века клятву арабских капитанов:
«Мы, члены братства судоводителей, связаны обетами и клятвами не дать кораблю погибнуть, пока его не настигнет предопределенное. Мы, члены братства водителей судов, поднимаясь на борт, берем с собою наши жизни и судьбы. Мы живем, пока наш корабль цел, и умираем с его гибелью».
— И да придет к нам возможно позже Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, — вторил Рашад.
Суда, стоявшие вокруг на внешнем рейде, провожали нас гудками. «Славск», Одесса — прочли мы у одного из огромных сухогрузов на борту.
Мы проходили с ним рядышком, бок о бок. «Привет, Юра! — кричали с палуб. — Ура, Хейердал! Удачи! Счастливого пути!» А кто-то, видимо, судовой радист, просил уточнить марку нашей радиостанции и используемые ею частоты.
Затем ветер стих.
ШЛЮПКА СО «СЛАВСКА»
Мы остались без хода, без управления, на оживленнейшем фарватере, который надо было покидать возможно скорее, — как пешеходы на перекрестке, прозевавшие свой зеленый свет.
Надеялись, что хотя бы течением дотащит нас до буя, привяжемся и переждем затишье, — и буй приближался, до него оставалось каких-нибудь два кабельтова, но тут начался прилив и «Тигрис» поволокло обратно к берегу, к Фао.
Получался конфуз, скорее, правда, обидный, чем опасный, — днем наскочить на нас, не заметив, мог бы разве только слепой. Но это днем, а если штиль продержится до темноты?
До темноты, впрочем, было далеко, и страха мы не испытывали, одно унижение. Казалось, весь рейд наблюдает за нами и смеется: ай да «Тигрис»!
В волнах показалась странная посудина красного цвета, безвесельная, люди в ней, в оранжевых спасательных жилетах, то привставали, то приседали, словно качали пожарную помпу: шлюпка была оборудована ручным приводом к винту.
Она шла точно на нас, и по поведению ее экипажа видно было, что смеяться над нами они не собираются. Без лишних слов бросили нам буксирный конец и потащили к бую. Однако им не удавалось нас даже сдвинуть, десять человек в двадцать рук крутили винт без всякого эффекта.
— Пусть соединят нас с буем веревкой, попробуем подтянуться сами, — подал идею Тур.
Идея была правильная. Шлюпка с надписью т/х «Славск» налегке устремилась вперед, а мы наращивали канат бухта за бухтой — когда цель маячила
в двух шагах, последний узел, затянутый нами, развязался.
Сейчас легко вспоминать, а какое нас тогда взяло зло и какой стыд мы испытывали!
МОРСКОЙ ВОЛК
Спустили на воду свою надувную лодчонку, которой, если помните, океан вообще противопоказан, сели в нее вдвоем с Асбьерном и кое-как догребли до шлюпки — извиняться, знакомиться и держать совет.
— Давайте побуксируем вас «Славском»! — с ходу предложил моряк, помогавший нам стать борт о борт.
Я замялся: решение неожиданно кардинальное, трудно его обсуждать без санкции капитана — как капитан, согласится?
— Я капитан и есть, — успокоил моряк. И назвался: — Игорь Антонович Усаковский.
Теперь я о нем многое знаю. Тридцать четыре года службы на флоте, из них дюжина в антарктических широтах, на китобойце, опыт, знания — и юношеская решимость в любой критический момент брать ответственность на себя. А тогда, при первой встрече, даже чуть-чуть удивился: с чего бы лезть ради нас в спасательный бот?
Бот вернулся к «Тигрису» — пришлось и мне покрутить винт, запарился с непривычки, весла приятней, по-моему, — Усаковский же пересел в нашу резиновую лодку, и Асбьерн повез его на ожидавший невдалеке теплоход.
«Славск», громадина водоизмещением 18 000 тонн, надвигался медленно, осторожно. С него подали конец на шлюпку, к шлюпке прицепились мы — и процессия, коей никогда до того не видел и впредь не увидит Персидский залив, с черепашьей скоростью двинулась в путь.