Тур, похоже, склонялся ко второму варианту. Норман настоял на первом — и полез на мачту. Эйч-Пи, Норрис, Рашад спешно готовили к подъему «носовой платок» и ждали команд. Норман молча спустился, скрылся в хижине, и вдруг — истошный вопль. Я в испуге бросился оказывать помощь, но это он просто уронил в воду свою финку. Выкрикивая проклятия, полез на мачту снова, через четверть часа в полутьме спустился, и стало ясно, что парус мы сегодня не поднимем. Из трех возможностей не реализовано ни одной — плывем, куда гонят ветер и волны.
Карло разворчался: «Уж не знаю, демократизм это или мягкотелость. Где единоначалие?!» Трудно с ним не согласиться.
НАШ ВЕЧЕР
Тура подменил на мостике Герман, Германа — я: рулил, а трое главных навигаторов выбирали сколько-нибудь оптимальный курс — подсвечивали кормовой буй и распоряжались: «Держи 140°… 150°… 160°… 170°…» Остановились на 165°, ушли ужинать. Вскоре Герман, перекусивший наскоро, вернулся и отправил меня к столу.
Сладковатая каша, обозванная рисовым пудингом, кофе, сыр, хлеб — обязательные разговоры. Россказни. Байки. За ужином мы добреем и размягчаемся. И взбадриваемся, как бы ни был тяжел день.
Сегодня в центре внимания — отсутствующий за столом Герман.
Кто-то пошутил, что миллионер добрую половину дня продремал и вряд ли «Тигрис» поможет ему сбавить вес, если он на это рассчитывает. Шутка была беззлобная, но Тур почувствовал себя слегка уязвленным и поведал о нескольких Германовых подвигах.
Повествование открылось историей, которую я слышал еще в Эль-Курне: о том, как Герман фотографировал девочку в стране болотных арабов. Далее рассказывалось, как Герман провел Тура на осмотр только что открытой в Мексике пирамиды, провел, невзирая на правительственный запрет, мимо вооруженной охраны, представившись шурином президента.
— Знаете, что было в этом предприятии самое трудное? — спросил Тур.
Мы, конечно, не знали.
— Самое трудное было потом, когда мы получили официальное приглашение, делать вид, что обозреваем сокровища пирамиды впервые.
Действие следующей байки развертывалось на границе двух не очень дружественных государств. Герман в репортерском раже забрел куда не следовало, и его повели на заставу, обвешанного камерами, с поднятыми руками. Перепуганная спутница Германа бросилась к пограничникам улаживать конфликт, но Герман крикнул ей: «Что же ты! Снимай!» — и еще более гордо вскинул руки.
Ужин затягивался. Гремел хохот. Сверху, с мостика, к его раскатам наверняка завистливо прислушивался недоужинавший Герман.
«Забыл про меня?» — спросил он с обидой. «Забудешь, как же, битый час тебя воспевали». Тут его огорчение мгновенно испарилось, он с достоинством передал мне вахту и пошел пить кофе.
Это вечерняя вахта. Ночная еще впереди.
НАША НОЧЬ
Просыпаюсь оттого, что тянут за большой палец ноги — излюбленная манера Эйч-Пи. Минуты три уходит на то, чтобы определить в темноте, где перед у трусов, брюк и рубашки. И — мостик.
Рукоятка руля, отполированная усилиями коллектива. Колышущаяся, тускло светящаяся красным, как кроличий глаз, картушка компаса.
Возобновляются привычные поиски равнодействующей между ветром, течением и кораблем.
Это похоже на то, как напряжение в электросети непрестанно скачет, а ты ручным прибором его выравниваешь. Или перезаписываешь магнитофонную пленку с колоссальными разбросами громкости. Но больше всего это похоже — и по форме, и по сути, я заметил это еще на «Ра» — на работу с гомеостатом.
Гомеостат — инструмент для исследования слаженности малой группы. Несколько человек крутят верньеры, стараясь загнать общую стрелку на «О», и при этом неминуемо мешают друг другу. Побеждают те, что наилучшим образом используют в своих целях действия соседей.
Здесь партнеры сильные, с неиссякаемым запасом энергии: ветер, океан, инерция корпуса лодки. Они тянут в разные стороны. «Тигрис», влекомый лебедем, раком и щукой, не остается возом, который и ныне там. Он — пусть хотя бы приблизительно — движется, куда нужно. Если не зазеваешься и не позволишь парусу хлопать. А позволил, зазевался — аврал.
Детлеф, отправляясь спать, сказал, что мы уже пересекли фарватер (и верно, огни судов теперь слева от нас) и продолжаем дрейфовать на юг.
НЕСЕТ НА БЕРЕГ
Примерно в полшестого утра по правому борту возникло зарево — явно населенный пункт. До него миль двадцать. Плохо дело.
День начался и длился как обычно. Занимались кто чем. Совершили две поимки. Детлеф поймал солнце, определился и выяснил то, что и так ясно: курс ведет к опасности. Эйч-Пи же изловил на спиннинг корифену. Она сорвалась было, но тут лее попалась снова, уже Асбьерну, — первая рыба, пойманная на «Тигрисе», прекрасный повод для застольного торжества.