Примечание к примечанию. Из комментария Г. В. Алексеева к статье П. Мериджи «О письменности долины Инда»:
«…Интерпретировать… исходя в основном из того, что изображает тот или иной знак, не имея ни малейшего представления хотя бы о примерном порядке слов в предложении, — дело, на наш взгляд, довольно безуспешное. Возьмем для примера древнеегипетский иероглифический текст: «Соха (обозначающая «обрабатывать землю»), рот, цыпленок, хлеб, человек, который ест». Сразу же можно «вполне убедительно» интерпретировать: «Обрабатывающего землю рот будет иметь и птицу, и хлеб» («Работай в поле — будешь есть вволю»). На самом же деле это существительное «любовь». («Тайны древних письмен», с. 497).
И ВСЕ-ТАКИ!
Все-таки удалось выяснить чрезвычайно важное. Проведя кропотливейшие исследования, применив электронно-вычислительную технику, лингвисты пришли к выводу: ископаемый протоиндийский язык — по существенным грамматическим признакам — ближе всего к дравидским. Особенно к языку брауи, на котором сегодня говорят 225 тысяч дравидов Западного Пакистана.
Итак, предки нынешних дравидов — вот кто был основателем Хараппской цивилизации.
КТО КОГО ПОБЕДИЛ
История отмечает скупо: в середине второго тысячелетия до новой эры протоиндийская цивилизация подверглась вторжению пришлых племен.
Датировка и та, как видите, весьма округленная. Как шла война, как сопротивлялись и гибли города, как распоряжались колонизаторы захваченным добром, в подробностях неизвестно.
Известно, что постепенно победители растворились в среде побежденных, смешиваясь с ними, переняли их обычаи, верования, уклад.
Начали формироваться — и спустя тысячу лет сформировались — индо-арийские государства, такие, как Гандхара со столицей Таксилой, где жил согласно легенде мой достославный коллега медик Джавака.
И не однажды еще являлись на здешнюю землю завоеватели, и тех, кого народ не мог выгнать, он медленно ассимилировал.
На центральной площади Мохенджо-даро высится ступа, буддийская культовая постройка. А стоит эта ступа на пирамиде. Кирпичная, с двухэтажный дом, пирамида служит ступе фундаментом, поднимает ее на своих плечах.
Так и цивилизация — каждая служит пьедесталом для другой.
Идея такова: мы с Королевым, не дожидаясь остальных, садимся в его автомобиль и возвращаемся в Карачи. Саша торопится, у него дела, у меня тоже, а Тур совсем изволновался, следя, как бы посторонний журналист не попал вместе с экипажем «Тигриса» в кадр.
Прощай, Мохенджо-даро. Но прежде — о событиях последних двух часов.
ПЕЧАТКА С КОРАБЛИКОМ
В музее Мохенджо-даро собрано множество любопытного, добытого при раскопках. Блюда, кувшины, украшения, каменные гири, статуэтки, оружие — и сотни амулетов-печатей.
Тур шел по музею, как собака по следу. Потом он хвастался, что его вело предчувствие. Предчувствие не обмануло.
В витрине под стеклом лежала печатка, на которой различалось изображение плетеной лодки, с хижиной на палубе, с загнутыми кверху носом и кормой, — вылитый «Тигрис».
ЧТО ЗНАЧИТ ПЯТНИЦА
Тур, завидев кораблик, аж задрожал. Немедленно сфотографировать! Зачем же мы сюда ехали, коль не за этим.
Тут возникли сложности.
Печатка, повторяю, лежала в витрине, под стеклом. Стекло бликовало. Мешало съемке.
Мы попросили открыть витрину. Нам ответили, что это совершенно невозможно, категорически запрещено правилами.
Санкционировать нарушение правил мог только лично министр туризма, и никто иной. Позвонили в министерство. Министерство не отозвалось. Была пятница, выходной, о чем нам вежливо напомнили.
Тур произнес речь.
— Все прекрасное и ценное из того, что мы до сих пор видели, ничто для меня по сравнению с этой печатью, — заявил он работникам музея и нам, на случай, если кто-то вздумает штрейкбрехерствовать. — Я занимаюсь палеонавигацией и без хорошего фотоснимка отсюда не уйду.
В конце концов Хейердал в Мохенджо-даро — ситуация не совсем заурядная. Наши сопровождающие это понимали. Они посоветовались тихонько и сообщили свой план.
План заключался в том, что мы выходим из зала, а хранители открывают витрину и приближают экспонат к стеклу. Затем витрина вновь запирается, и нас приглашают снимать.