С Карло по-прежнему — там случай особый. Никак Рашада не прогнать к стоматологу — боится и отлынивает. Пригрожу, что Тур отстранит от старта.
В остальном же порядок. И — что радостно — почти полное отсутствие экзотики. А я наслышан о здешних хворобах, об укусах финиковых ос, о поносе, переходящем в дизентерию, о «багдадской шишке», лечение которой тянется чуть не год.
Пусть парни и дальше держатся молодцами и веселят мой лекарский взор. Особенно приятно глядеть на Детлефа. Крепыш, здоровяк, а уж каким я застал его! Вернусь к мемуарам.
СЕЗАМ В ДРУГОЙ РАЗ
Итак, 22 октября я вылетел из Москвы и в тот же день приземлился в Багдаде. Мне повезло, и в самолете я оказался рядом с нашим послом в Ираке А. А. Барковским. Анатолий Александрович — человек чрезвычайно интересный и интеллигентный — рассказал мне много полезного и поучительного об Ираке и обещал свое содействие, которое, как показали дальнейшие события, было необходимым, действенным и своевременным.
В Багдаде пришлось пробыть три дня, утрясая таможенные формальности с багажом. Бегал по канцеляриям, ставил на бумажках штампы и печати. Города фактически не видел, а то, что видел, не напоминало о тысяче и одной ночи. Ни с багдадским вором, ни со стариком Хоттабычем ассоциаций не всплывало.
Когда позже я поведал о своих разочарованиях Рашаду, он рассердился: Багдад — отличный город, мне просто не показали его как следует, был бы он, Рашад, моим гидом, вышло бы лучше. На что Асбьерн заметил: «Да, ты у нас известный Гарун ар-Рашад».
Как бы то ни было, столица Ирака осталась для меня лишь промежуточным пунктом, станцией пересадки. Я спешил в Эль-Курну, сюда.
ДВЕ КУРНЫ
В Египте, близ Долины царей, недалеко от места, где были отрыты знаменитые сокровища Тутанхамона, существовала — а может, существует и теперь — деревушка Курна. Лет сто назад выяснилось, что она сплошь населена грабителями гробниц. Причем грабителями потомственными: ремесло передавалось от отца к сыну с XIII века до новой эры. Ничего себе династия!
Так вот: наша, иракская Эль-Курна ничего общего с египетской Курной не имеет. И слава ее не столь скандальна. Вернее, почти никакой славы и нет.
Маленький городок между Багдадом и Басрой, там, где Тигр и Евфрат сливают свои воды в Шатт-аль-Араб…
На туристской схеме Ирака Эль-Курна обведена рамкой с надписью, почему-то немецкой, «Дас парадиз». Но таких же рамок на схеме еще две, на севере и на юго-западе страны, и в каждой, кроме надписи, еще знак вопроса, дескать, все три парадиза — предполагаемые.
Следовательно, и библейская знаменитость Эль-Курна — как бы с вопросительным знаком.
Хотя здесь с гордостью демонстрируют гостям пресловутое древо — в его, мол, тени Адам и Ева совершили первородный грех. А курненский рестхауз — дом приезжих, по-нашему — носит поэтическое название «Сады Эдема».
К «Эдемским садам» мы с Игорем Беляцким, заведующим бюро АПН в Ираке, и подъехали после утомительного дня пути.
ЗАСНУЛ В РАЮ
В доме светились окна. Тур радушно нас приветствовал, мы обнялись, и он тут же сообщил новости. Норман в дороге, Ганс Питер скоро вернется, Детлеф уже здесь, но неважно себя чувствует — не осмотрю ли я его? Жаль, у врача с места в карьер начинается практика!
Детлеф лежал с пузырем льда на лбу. Он не то что неважно, он очень плохо себя чувствовал. Вчера — сорок, сегодня — тридцать девять. Болезнь в Азии распространенная, европейцам не слишком знакомая: особая кишечная форма гриппа.
Тут же приступил к интенсивному лечению.
Тур показал свою коллекцию мокнущего камыша — о ней я, кажется, писал. Поднялись на крышу рестхауза и взглянули сверху на лодку. Она поразила меня, настолько была внушительней «Ра».
Не забыть чувство, владевшее мной, пока я врачевал Детлефа, брал в руки влажные невесомые стебли и угадывал в полутьме очертания гигантского веретенообразного корпуса. Мне казалось, что это уже со мной было однажды, что снова вижу знакомый в мельчайших деталях сон.
Или — наоборот: будто спал и проснулся, и вокруг по-прежнему южная ночь, марокканская ли, иракская ли, на стапеле недостроенное судно, реплики вполголоса о плавучести, о парусе, о рулях…
В беседе с Туром случился момент неожиданно острый — нет, не судьба о нем сегодня. Возвращаются из рентгеновского кабинета Норман и Детлеф, сейчас в мой адрес прозвучит что-нибудь вроде: «Алло, такси!» Закруглюсь в двух словах. Вечер приезда в Эль-Курну кончился тем, что мы с Игорем отправились в помещение, отведенное под склад, загроможденное до предела — едва оставалась щель для раскладушек. Плюхнулись и отключились, среди ящиков, тюков, картонок с консервами, связок — блоков, мотков канатов, — заснули в раю.
ПРИЛЕТЕЛА ЕВА
Должен отметить, что в последнее время наша жизнь некоторым образом изменилась.
Приходим на обед, водопровод в рестхаузе, как обычно, испорчен, никакой надежды ополоснуться, а к нашим услугам десять кувшинов воды, нацеженной из-под крана буквально по капельке.
По вечерам у ребят исчезают носки и рубахи, а по утрам возвращаются чистыми.
Карловы джинсы, уникально жестяные, заштопаны парусной иглой, перевод лоции Персидского залива сделан в срок и безукоризненно, корреспонденты исправно получают надлежащую информацию.
Эти и другие чудеса имеют непосредственное отношение к нашей с Туром беседе, о которой собирался и не успел написать вчера.
Я сказал: «Скоро сюда приедет моя жена». Тур охнул и выдавил с трудом: «Невозможно! Куда ее поселим?!» — «Как куда поселим?! Большой же дом!»
Тогда я не разглядел еще, что рестхауз — далеко не гостиница, он лишь вроде сельского клуба и постоялого двора, и в нем, кроме бара и ресторанного зала, только три жилые комнаты — для членов экипажа, боливийцев и киногруппы из Би-би-си.
Тур не шутя обеспокоился. Он, как выяснилось, предупреждал: с жильем скверно, приезжайте без родных. Но до меня его просьба, переданная через пятые руки, почему-то не дошла. А теперь менять что-либо было поздно.
«Когда?» — хмуро поинтересовался Тур. Я утешил его: не завтра, не послезавтра, но уж через неделю наверное.
ГЛАЗАМИ КСАНЫ
Стюардесса объявила: в Багдаде двадцать два градуса, и пассажиры-арабы надели меховые шапки — холодно, глубокая осень, а мы — северяне — бросились снимать свитеры.
Воздух налетел сухой, душный, сильно пахло керосином — заявляла о себе иракская нефть.
От аэропорта до столицы — километров двадцать, я все спрашивала, когда же проедем пригороды. Юра засмеялся: «Мы давно в городе». Такая здесь система застройки: улицы повернуты лицом во внутренние дворы. Там коттеджи, фонтаны, зелень, а наружу глинобитная стена, чтобы не хвастаться благополучием. Вообще тут хвалить ничего нельзя, дурная примета. Как-то в Курне я сказала одному арабу: «Какой у вас красивый мальчик!» — а назавтра мальчик захворал, и меня остерегали: не попадайся отцу на глаза.
Полтора дня в Багдаде — ив Курну, и как менялся пейзаж! Повеяло пустыней. Два цвета в природе — серо-желтый и тускло-коричневый. Дорога рядом с рекой, Тигр то спрячется, то появится. Иногда на откосе вырастет всадник, одинокий, на фоне неба, — напомнит, что ты в стране бедуинов. А машин, встречных и попутных, полно. Причем интересно: здесь к мотору отношение как к верблюду или скакуну — сбросит, значит, такова воля аллаха. Крайне беззаботно ездят.
Добрались к вечеру, как раз попали на ужин. Юра крикнул с порога: «Тур, Тур, погляди, кого я привез!» Смотрю, во главе стола Тур, рядом с ним Норман — я его узнала по фотографиям — и еще кто-то.
Мне в том зале, кроме Юры и Тура, был знаком только Карло Маури. Но тут же мы все перезнакомились, повели меня, конечно, смотреть лодку. Затем все дружно отправились смотреть наше жилье. У ребят из Би-би-си оказалась маленькая палатка, которую они предложили Юре, и он разбил ее в саду, на стрелке, где сливаются Тигр и Евфрат.