Репортаж для «Клуба кинопутешествий» снимался с разрешения Тура, но все-таки, чтобы не дразнить гусей, я на лодку никого приглашать не стал и сам не поднялся: стоял с микрофоном в лодочке на фоне «Тигриса» и рассказывал.
На ладье виднелись фигуры караульных; товарищам возвращаться было рано, я это знал и не беспокоился.
Побывал после съемки в консульстве, выступил перед сотрудниками, встретился с работающими в Карачи советскими специалистами, вечером сходил к Сашиным приятелям в гости.
Назавтра опять навестил «Тигрис», опять — насколько мог заметить, не приставая, — на нем не было ни единой экспедиционной души. Вечер провел у Королева.
Утром решил: ладно, вернулись не вернулись, подожду ребят на борту.
Ступив на палубу, сразу понял, что ждать не придется, экипаж прибыл, в хижине лежал путешественный багаж. «Когда приехали?» — спросил караульных. «Вчера ночью». — «Куда уехали?»— «В город».
В город так в город. Распрощался с Сашей, опечалился от прощания и сел на завалинку, прикидывая, чем бы заняться.
От берега шел мотобот, в нем был Норман.
Глава XIII
Оседлавшие «Тигриса»
8.02.78. БЕРЕГ НЕ ОТПУСКАЕТ
Отходили, как всегда, с приключениями. Волочась на буксире, запнулись о буй, отпихивались шестами, ногами и ободрали корму. Потом около суток болтались, ловя ветер, на внешнем рейде Карачи и даже выбросили плавучий якорь, чтобы не затащило обратно в порт.
На том буквальное расставание с сушей кончилось, а фигуральное длится до сих пор. Почему — объясню.
Норман мостит заново дорогу на клотик — затягивает веревки на перекладинах мачтовой лестницы. Веревки ослабли на стоянке.
Карло зажимает клиньями рулевую уключину. Асбьерн меняет амортизатор между рулем и бортом. Система расшаталась на стоянке.
Крепил на носу шкот, пропустил сквозь петлю конец и дернул — и тут же грохнулся навзничь, хорошо не о якорь, затылком. Оказалось, петля развязана, кем, зачем, неизвестно, — опять же на стоянке.
Чужой становится лодка после берега нет ощущения, что ты и она — единый организм.
Когда складывали на хранение грот, ткань, задубевшая от краски, надломилась по сгибу, и в центре, где эмблема, теперь три дыры. Предстоит штопать парус.
Все это, так сказать, материальный урон. Есть и моральный. Береговые впечатления не покидают нас, а среди них не каждое радужно.
Тур в который раз вспоминает, как мы заплатили пятьдесят долларов за стирку. «Грабеж, вот грабеж!» Для него сейчас это главная экспедиционная трата.
— Стоит ли расстраиваться? Мы же отыгрались на питьевой воде.
С водой, кстати, вышло удачно. Услышав на нее цену, мы до того единодушно ахнули, что продавец струсил: «О'кей, скостим вдвое». — «Как вдвое, почему не вчетверо?!» — принялись жестоко торговаться и одержали успех.
Плохо, когда карман пустой.
Помню, в Эль-Курне, узнав подробности договора с консорциумом, я удивлялся: не лучше ли было не спешить, подкопить ресурсы, отложить плавание до благополучных времен и ни от кого не зависеть?
— Ты забыл, сколько мне лет? — хмуро ответил шестидесятитрехлетний Тур.
В счастливые свои дни он и на пятьдесят не выглядит. Нынешние — не счастливые. Со вчерашнего вечера Тур болен.
Его свалил приступ почечной колики, третий за путешествие и самый сильный из трех.
Шприц отверг категорически, лег с грелкой — авось к утру полегчает. Не полегчало. Анализ мочи показал кровь и белок. Видимо, зашевелился камешек.
Тоже следствие берега: питаемся на стоянках кое-как, наспех, бесстрашно пробуем местную пищу, в результате как минимум диспепсия.
Тур лежит в хижине, ничего не ест, только пьет. Тревожит он меня крайне. Обещал ведь беречься — и сплоховал.
9.02.78. ОКЕАН ВЗРЕВНОВАЛ
Ночью подул ветер, и к утру стихия разыгралась. Пробную оплеуху получили за завтраком: волна выдала добрых двести килограммов воды прямо на стол. Следующие, не менее полновесные, въехали «Тигрису» поочередно в обе скулы.
Вахту несем по двое. Парус на грани заполаскиванья. Дважды за последние сутки объявлялся аврал.
Бежишь с юта на бак, в кромешной тьме, шаришь ощупью, за что уцепиться. Раньше хватался за ящик, теперь его нет, зато под ногами канистра, исчезла привычная веревка справа и т. д. — после берега все не так, а стихия не дает нам времени адаптироваться, разобраться с багажом, со здоровьем — Тур, к слову, очень трудный пациент. Любую таблетку пробует на зуб, выясняет, от чего ношпа, от чего бускопан и как он взаимодействует с левомицитином. Температура 37,7. К завтра не спадет — начну инъекции антибиотиков.
Норрис гнусавит простудно (и не принимает таблетки), чихает Эйч-Пи. Океан же не сочувствует, ярится, вбивает в нас моряцкий дух.
10.02.78. МОРЯЦКИЙ ДУХ
Свежая погода, крепкий ветер, отнюдь не попутный. Из тридцати двух румбов компасной картушки он разрешит нам лишь два — узкий сектор, для неуклюжей ладьи почти щелка. Но и в ней пытаемся маневрировать, ищем наивыгоднейшую щель в щели.
Повернем чуть-чуть, бросим с борта деревяшку, замерим по ней скорость; взглянем на буй за кормой, прикинем снос. И опять свернем, и опять — пока не поймаем сочетание максимальной скорости и минимального дрейфа.
Этот метод разработал Тур. Он по-прежнему на постельном режиме, но чувствует себя лучше — и капризничает, желает помыться, сменить белье и вообще функционировать. Мысли о береговых невзгодах его больше не посещают — не до берега сейчас ни ему, ни нам.
Карло опутывает румпель веревочными тягами, чтоб не надрываться, выруливая. Детлеф укрепляет на манер вертикальных килей (и вдобавок к ним) два гребных весла, чтобы не сносило. Насущные путевые заботы.
Прекрасно работает на руле Рашад, синхронно, четко.
Впереди, чуть сбоку, висит над горизонтом Южный Крест. Если взять его в створ с левой ногой мачты и так держать, можно не сверяться с компасом.
Зюйд-зюйд-вест, подальше от материка, на простор. А потом куда?
Вот и прозвучал вопрос, свидетельствующий, что неугомонный экипаж «Тигриса» снова в форме.
11.02.78. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ…