СНОВА О НОРМАНЕ
То, что мы с Норманом оказались вместе, обоих радовало. Давно ощущалась потребность поговорить, еще с той ссоры близ Сокотры, с записки, переданной Туром, — и вот теперь, наконец, возможность представилась. Вернулись с приема у английского консула, уединились — и полночи провели в беседах.
Прежде всего извинились друг перед другом. Сейчас, на расстоянии, спустя время, наши раздоры не стоили выеденного яйца.
Опять убедился: Норман наедине — совсем не тот Норман, в чей адрес трудно не злословить. Он обезоруживающе искренен, наивен и незащищен.
За исключением Хейердала, нет, пожалуй, в экспедиции человека, для которого плавание значило бы больше, чем для Нормана Бейкера.
Ради «Тигриса» он круто изменил жизнь, на полгода бросил свою строительную контору, поставил на карту благосостояние семьи — и, естественно, хотел крупно выиграть. Думал о паблисити, о бестселлере, о лекционных турне. И дабы все это блестяще осуществилось, усиленно старался обеспечить путешествию успех.
Излишнее старанье порой вредит. Тот, кто стремится выверить каждый шаг, неминуемо спотыкается чаще.
Между прочим, так ли часто он спотыкался? Да, Саутгемптон, да, парус, но радиосвязь держалась надежно, и в любую намеченную нами точку мы приходили, в общем, точно и в срок. Хвалю, допустим, Рашада за единолично починенную брагу, горжусь умением своим и Карловым завязывать узлы, а идет ли это в сравнение с работой Нормана, сложной и повседневной?
Характер — что ж. Характер не переделаешь.
Карло как-то сказал: «Норман — из тех, на ком можно вешать бирку: «Made in USA».
Выяснение отношений закончилось, мы давно уже просто толковали о том о сем, и не покидало меня чувство, что Норман, крикливый и педантичный, упрямый и покладистый, амбициозный и сговорчивый, несмотря на разницу наших взглядов, все-таки мне дорог.
И еще одно чувство меня не покидало: подводим итоги. Хотя по плану впереди неблизкий путь.
НЕ ПЛЫВЕМ НИКУДА
Утром 30 марта пришел на «Тигрис». Залез в хижину и увидел Эйч-Пи. Он сидел и думал о чем-то.
— С чего начнем? С проверки веревок?
— Вряд ли в этом нуждаемся. Похоже, завершили экспедицию здесь.
— Не понял. Как завершили?
— Ни в Эфиопию, ни в Северный Йемен нас не зовут. Не могут гарантировать безопасность.
Позже, вспоминая, спрашивал себя: явилось то, что я услышал, для меня неожиданностью? Нет, не явилось. Изумление, растерянность были секундными. В сущности, мы ждали того, что произошло.
Сколько ни утешаться перспективой экскурсий в массауанские папирусные болота и подводных съемок в Красном море, с поворотом «Тигриса» в Аденский залив плавание необратимо устремилось к финалу. Это понимал Карло, предлагая северный вариант, понимал я, отказываясь от южного, — экватор, Мадагаскар, Кения, все чудесно, однако путешествие пора прекращать.
Чересчур поздно оно началось, чересчур долго готовилось — загорали на Шатт-эль-Арабе, сидели на Бахрейне и попали в океан под занавес, на исходе сроков, да еще в межсезонье, когда у ветров и течений стабильности нет.
Надо было, по лоциям, стартовать в сентябре, но кто виноват, что для лодки нужен именно августовский камыш, а климат ранней иракской осени тяжек для индейцев с высокогорной Титикаки?
Возможно, стоило, построив «Тигрис», закрыть его на стапеле брезентом и отложить старт на год. Или — в августе срезать камыш, а лодку строить следующей весной, чтобы отплыть в середине сентября. Но как быть тогда с повседневной, житейской занятостью любого из нас?
МЫ — НЕ ШУМЕРЫ
Реконструируя мореходные маршруты древних, а вернее, критикуя их реконструкцию, мы забываем, что древние не спешили. Они не работали в конторах и в институтах, не подписывали соглашений с консорциумами — странствовали себе потихоньку, с женами, детьми, со скарбом, и странствие было для них не командировкой, не отпуском — жизнью.
Главная же разница между нами и ними даже не в том.
Предположим невозможное. Мы тоже никуда не торопимся. Отказываемся, к примеру, от помощи «Славска». Выбрасываемся на мель, синдбады на дау за соответствующую мзду нас с нее рано или поздно стаскивают, устанавливается погода, меняется ветер, идем дальше.
Далеко ли уйдем?
Ночью на капитанском мостике «Славска» я видел, как на экране локатора вспыхивают бесчисленные всплески. Это нефтяные вышки — «Славск» во тьме лавирует среди них, как слаломист среди флажков. А «Тигрис» как бы пробился вслепую через этот частокол?
В древности не было вышек. Не было на Шатт-эль-Арабе мостов, под которыми не пройдешь, пока не разведут. Танкерного шоссе в Ормузском проливе не было.
И вот уж это изменить мы не властны.
Хотя и здесь в принципе выход есть.
Задним умом хорошо его различаю. Вывезти «Тигрис» на каком-нибудь сухогрузе за пределы внутренних водоемов, к тому же устью Инда, и оттуда стартовать.
«Во времена шумеров не знали сухогрузов». Правильно. Но мы-то не шумеры и все равно не убежим от сегодняшнего дня никуда.
ТОЛЬКО МАТЕРИАЛ
Хейердала часто упрекают в непоследовательности, в неисторизме. Плывет на бальсовом плоту — и пользуется рацией. Спускает на воду папирусную ладью — и запасается примусом. Выводит в море камышовый корабль — и не возражает, когда его берут на буксир.
Противоречие очевидное, если не учитывать, что Хейердалу инкриминируют идеи, к коим он не причастен.
Тур никогда не желал моделировать чье бы то ни было путешествие как таковое. Моделировалось лишь судно, не более того, и не столько судно, сколько материал, из которого оно сооружено.
Материал «Тигриса» блестяще оправдал ожидания.
«Планируем что угодно: где причалить, где отчалить, но совершенно не беспокоимся, способны ли плыть», — радовался Тур после Сокотры.
Честно сказать, иногда беспокоились: в моем дневнике случаются тревожные строки: «Погружаемся, захлестывает», — это, как теперь понимаю, образ полузатопленного «Ра» маячил перед глазами. Но камыш не папирус, и «Тигрис» не «Ра». У него и сейчас, в Джибути, метр, если не больше, от воды до палубы. Ввести его в док, поставить на стапель, подремонтировать, подсушить, и гуляй хоть в Австралию. Может, так следующим летом и поступим?
ВЗРЫВАЕТСЯ БОМБА
Отправились в гостиницу, где остановился Тур и где он назначил команде встречу. Встреча задерживалась — капитан был на приеме у президента Джибути.
Часов в одиннадцать он появился. Нашли удобное место в тени под тентом, уселись вокруг стола, и Тур сказал:
— Мы совершили большой путь, чтобы доказать, что в древние времена люди могли плавать из Месопотамии в Дилмун, Макан, долину Инда и оттуда в Африку, и готовы этот путь продолжить. Лодка в прекрасном состоянии, и, пока мы в море, у нас нет проблем.
Стоит, однако, свернуть к берегу, как начинаются сложности, мы вынуждены добиваться разрешения, власти не ручаются за нашу безопасность. Джибути — единственное более или менее тихое пристанище в огромной зоне, но первое, что мы увидали здесь, — военные геликоптеры, самолеты, суда, скопление вооруженных людей.
Нам твердят об опасностях, которые подстерегают нас, и это опасности особого рода: не штормы, не рифы, это угроза быть подбитыми снарядом или ракетой.
Можем идти через Баб-эль-Мандеб в Красное море, но что там делать? Где пристать? Где завершить экспедицию? Мы сейчас как бездомные бродяги, как изгои, которым нет места под солнцем, и все это устроили те, кто бесконечно разглагольствует о мире и одновременно разжигает войну.
Я воевал с гитлеризмом и любую агрессию категорически не приемлю. Сегодня ночью, получив очередное сообщение из очередной страны о нежелательности нашего визита, я принял очень тяжелое для меня решение.