Сегодня пришлось также слышать некоторые интересные подробности тех событий, которые произошли на всеукраинской конференции по патологии и гигиене труда, состоявшейся в Харькове в конце декабря 1936 г. Конференция протекала тихо и планомерно, как вдруг на ней появился заместитель наркома здравоохранения УССР Медведь. Он пришел с кипой книг, попросил слова. Начался идеологический разгром научных работ. Такая-то работа оказалась контрреволюционной, какая-то – просто бесполезной. В подтверждение своих слов Медведь привел цитаты из этих работ. Он критиковал, в частности, научные труды проф. Кагана, директора харьковского Института патологии и гигиены труда. Затем в прениях было предоставлено слово Кагану. Он указал на то, что Ленин, прежде чем высказаться о трудах Плеханова, четыре года их изучал. Между тем Медведь не потрудился даже прочитать до конца те работы, которые он критиковал. Каган указал, что в одной из своих статей, о которых говорил Медведь, он действительно высказал на какой-то странице идеологически неправильные взгляды, но несколько страниц дальше он сам раскритиковал это мнение и указал на его невыдержанность и неверность. Если бы Медведь относился добросовестно к критике, он потрудился бы просчитать всю работу и не вырывал бы из нее отдельные цитаты, которые не отражают взгляды автора.
Подобное недопустимое отношение к критике научных работ является обыденным явлением. До Медведя в Харькове на этом специализировался некий Я. И. Лифшиц (ныне исключенный из партии якобы за близость к троцкистам). В своих выступлениях он также имел обычай критиковать работы, либо вовсе не читая их (по одному заглавию), либо не читая их до конца и вырывая из них отдельные фразы, либо сознательно извращая смысл того, что написано в работе. А сколько развелось теперь таких специалистов по правоверной научной идеологии. Трудно учесть, сколько вреда они принесли, сколько людей они незаслуженно осмеяли!
Коммунисты заявляют, что критика должна быть непримиримой, беспощадной и не должна считаться с личностями. Хорошо, но прежде всего она должна быть честной, т. е. не должна извращать действительность. К сожалению, с этим последним условием на практике совершенно не считаются. Если политически выгодно уничтожить человека, то его подвергают самой несправедливой, самой незаслуженной критике. У нас ни в чем нет меры. Если хвалят человека, то его захваливают так, что приносят ему громадный вред, ибо он начинает себя переоценивать. Если его ругают, то ругают так, что от него не остается и мокрого места. При этом человек вполне ценный и нужный для социалистического строительства оказывается настолько оплеванным, что он на всю жизнь теряет охоту работать и чувствует себя душевно разбитым человеком.
Чем это объясняется? Широкой русской натурой, т. е. многовековым холопством, безудержным хамством и глубоким пренебрежением к чужой личности. Отсутствие собственного достоинства заставляет этих людей удивляться тому, что в других еще сохранилось это чувство. Они просто не понимают, что у других людей может быть то, чего в них нет. Яшка плюнул в лицо Ваське; Васька утерся и плюнул в лицо Яшке, а затем оба вместе пошли выпить по рюмке водки. То же самое и в деле «большевистской критики». Сегодня Яшка раскритиковал работы Васьки и заявил, что в них имеются контрреволюционные установки. Васька утерся и публично признал свои ошибки, хотя никаких ошибок у него не было. Затем на следующем собрании Васька «критикнул» научные работы Яшки. Этот последний также утерся и публично признал свои несуществующие ошибки. А в конечном итоге и Яшка, и Васька – наилучшие в мире друзья, и им обоим глубоко наплевать на науку. Прикажет начальство, и сегодня они раскритикуют ламаркизм и будут каяться, что они ламаркисты. Через год ветер повернет в другую сторону, и оба эти парня раскритикуют дарвинизм и будут каяться в том, что они дарвинисты. А в конечном итоге оба они являются лишь двумя мелкими советскими чинушками, которые не имеют ни малейшего понятия о том, что такое наука, научные исследования, что такое искание истины.
8 января
Советские газеты, захлебываясь от ведомственного восторга, на все лады комментируют исключение академиков Ипатьева и Чичибабина из числа граждан СССР за то, что они отказались вернуться из-за границы. В политическом отношении это достаточно глупый поступок, потому что он продемонстрировал лишний раз всему миру отсутствие какой бы то ни было свободы личности в СССР. Лишение двух старых и почтенных ученых гражданства за то, что они по первому зову не вернулись на родину, является крупной политической ошибкой, которой, конечно, воспользуется враждебная советской власти печать «буржуазных» стран. Но каждый волен совершать ошибки: этим возмущаться не приходится. То, что действительно возмутительно, это та шумиха, которую подняла советская пресса по поводу публичного выступления профессора Ипатьева, сына академика. От своего имени и от имени своей сестры профессор Ипатьев отрекся от своего отца и заявил, что он стыдится носить его фамилию. Дальше идти некуда! Советские писаки пускают слюнки от удовольствия, комментируя этот позорнейший поступок, который, вне всякого сомнения, является вынужденным. Кто поверит, что дочь и сын добровольно отреклись от отца и чуть ли не прокляли его за то, что он не прибежал, как собачонка, по первому зову хозяина? Судя по тому, что проделывали со мною в ГПУ для того, чтобы добиться от меня показаний, я могу себе вообразить, какой нажим был произведен на семьи двух сбежавших из советского рая академиков.