— Суть, а суть в том, что вы зажравшиеся и жадные — и не махай! Не махай на меня руками! — захватили все у нас в стране и страну тоже! Но вам, гадам, и этого мало! — По лицу старика снова потекли слезы. — Вы же сволочи! Вы же на самое святое! На могилы! Отцы тут ваши! Деды! А вы!
— Не снимать, не снимать, я сказал! — начальник милиции дал знак подчиненным, и они, как цепные псы, сложив руки за спиной и встав по периметру, перегородили обзор журналистам.
Мэр поморщился и заерзал, наливая красной краской толстые щеки.
— Уведите его в сторону.
Охрана мэра побежала к старику.
Сочувствующие взгляды работяг и прессы.
Лишь заместитель мэра, пытаясь сгладить ситуацию, лично раздавал приказы и указания, какие-то смешные и нелепые.
Старик почему-то успокоился, даже перестал плакать, словно покоряясь силе, и сник…
На секунду. На мгновение.
А потом чуть-чуть разжал дрожащий кулак и сам пошел навстречу охранникам.
Те словно споткнулись о невидимую стену, увидев в руке старика гранату.
— Стоять! Стоять, я сказал! — начальник милиции задергал кобуру.
Но старик — нет, не старик, солдат — только хищно ощерился на окрик и зашагал чуть быстрее. Двести метров разлета! Хватит на всю свору!
Толпа многоголосно завизжала.
— Стоять! — зычный окрик перекрыл и скороговорную речь заместителя, и истеричные вопли журналисток, и даже забухтевших в рации милиционеров.
Все замерли лишь на секунду, чтобы потом впасть в шоковое состояние.
— Митька! Гранату выбрось! Все равно взрыватель сгнил…
Стоящую группу плотным кольцом окружили люди в военной форме. В форме времен Великой Отечественной войны. Как они появились и откуда, никто из присутствующих не заметил. Вскинувшие было руки с пистолетами охранники, привыкшие, как собаки, реагировать на любое изменение ситуации, так же быстро изменили решение под еще один командный приказ:
— Руки в гору! Быстро! И без шуточек!
Бойцы с «ППШ» наперевес быстро обезоружили и охрану, и милицию. Кто-то из солдат восхищенно причмокнул, разглядывая советский еще «АКСУ»…
— Батя! Батяяяяяяяяяяяяя! — дед, полуослепший и глуховатый, даже через столько лет узнал знакомый голос командира роты.
— Ждал нас, Митька? Дождался! — И высокий статный офицер заключил в сухие мужские объятия тщедушного старика.
Вокруг, уперев винтовки и автоматы в толпу, стояли его однополчане. Великан Опанас Кравчук, пулеметчик и забияка, балагур Саша Фадеев, с далекого сибирского городка, гармонист Петька Сафронов, всегда спокойный Ильхам Тубайдуллин… Все, он плохо видел, но он чувствовал, чувствовал, что они здесь, все живые и родные. Все живые.
— Дядя Коля! Дядя Коля! — Митька ткнулся в плечо сержанту Ваганову и зарыдал. — Я ж тебя… Ложка… Ты ж…
— Нормально все, пацан! — Сержант осторожно приобнял старика.
Серьезные солдаты в неуспевшей еще выцвести форме улыбались и махали ему руками, но сразу же снова подняв оружие, устремляли его в толпу.
Из толпы кто-то старательно выпихнул мэра. Тот ошарашенно оглядывал ухмыляющуюся пехоту.
— Ээээ… А по какому такому праву вы тут распоряжаетесь?
Вместо ответа мэр получил короткую очередь под ноги. После чего немедленно обмочился, взвизгнул и бросился обратно в толпу.
— Не по праву! — ответил мэру старший лейтенант. — По закону!
— По какому такому закону??
— Военного времени, — старлей пожал плечами.
Кто-то из толпы чиновников выкрикнул:
— Какая война? Нет никакой войны!
— Для вас нет. Для нас есть, — отрезал офицер, сверкая на солнце погонами.
— Она уже закончилась! — в голосе послышалась истерика.
Вместо ответа старлей прищурился, выглядывая крикуна. Но не высмотрел.
— Для вас она еще и не начиналась. Потерпите. А для нас не закончится никогда. Вот для Митьки закончилась. Правда, Митька?
Тот отчаянно кивнул, зажмурив слезящиеся глаза. «Только бы не сон! Только бы не сон!»
— Лейтенант, — голос комбата не дал сну закончиться. Майор Щеглов, всегда неодобрительно смотревший на Митьку, вышел из леса в сопровождении группы автоматчиков. — Почему задержка?
— Да вот, товарищ майор… — показал лейтенант стволом на толпу, а потом на деда.
Комбат мельком глянул на толпу испуганных чинуш и журналистов.
— Мины где? Помнишь?
— Конечно, товарищ майор! — лейтенант даже чуть обиделся.
— Кто зачинщик?
Толпа раздвинулась в стороны, оставив в центре мэра и его ближайших замов, начальника милиции, директора стройфирмы и инженера, норовившего свалиться в обморок.
— Товарищ старший лейтенант… По закону военного времени, за преступление против Родины… Гони бандеровцев на разминирование, больше эта мразь ни на что не годна. Остальные свободны. Немедленно покиньте территорию.
— А рядового Соколовского?
— А этого… — Майор подошел к Митьке. Прищурился. — С собой. Подрос уже пацан…
Митька вытянулся что было сил перед строгим взглядом комбата.
— Батальон! Станооооовись! В колонну по два, шагом…
И они ушли. Ушли в закат. Уш…
Пальцы разжались. Граната покатилась по ржавой земле, тонко звякнув о стекло в сумке…
Вятка, 2009 г.
Алексей Ивакин
МОГЛО БЫ БЫТЬ
— Лех, уснул, что ли? На пары идешь?
Не открывая глаз, греясь на жарком, не по-осеннему, солнце, я ответил:
— У меня с третьей семинар…
— Перепил, что ли, вчера? Семинар через десять минут.
Я все-таки открыл глаза и посмотрел на…
Батюшки!
Юрка Васькин! Ущипните меня за задницу… Он же… Он же погиб в девяносто девятом! После универа поработав учителем в сельской школе, став «Учителем года», не выдержал бескормицы и завербовался в армию.
И тут, из глубины бессознательного, прокатилось по душе мягкое цунами.
Мать твою… Дочитался…
Самое смешное, что я не испытал никакого хроношока, как описывают фантасты. Шок был у меня от другого. От даты.
Шестнадцатое сентября девяносто первого года.
Ну, почему все люди как люди, попадают в ключевые моменты истории, а я вот в шестнадцатое сентября? На год бы пораньше, до ГКЧП, а сейчас-то что? Поздняк метаться…
— Ты идешь, нет? — нетерпеливо переспросил Васькин.
— А? Да, конечно!
Блин! А здорово же, так-то! Тело молодое, зубы целые, гормоны плещут! Ууууух! Студенточки пошли на учебу… Вот эту я оприходую через месяц, вот ту через два дня после первой… Ыыыыых!! Ну, здравствуй, молодость!
— Юрка! — от переизбытка чувств хлопнул я Васькина по плечу. — Хорошо-то как! Только пообещай мне в армию не ходить!
Тот постучал мне по лбу указательным пальцем:
— Хватит мне, я свои два года оттоптал. Пойдем уже! Останин опоздавших не пускает, знаешь же.
И я, почти вприпрыжку, помчался на семинар по «Основам современной цивилизации».
Это у нас, на первом курсе исторического факультета, так переименовали в сентябре девяносто первого «Историю КПСС».
Память стала проявляться, словно фотографии в кювете. Я уже и забыл, что такое пленочная фотография… А вот же какие ассоциации пошли…
Останин — зверь-мужик. Вел он у нас тогда философию и те самые «Основцы» — это у нас так предметы любили сокращать. По примеру «Республики ШКИД». Любимые фразы Алалоста — Сан Саныча Останина — были «Место женщины в постели, а не на истфаке» и «В Кирове только два интеллигентных человека. Я и мой друг. Друг уже умер». Получить «отлично» у него было невозможно. Легче на Луну слетать или в прошлое вернуться. Философию я ему буду сдавать шесть раз. До потери сознания буду учить ненавистного Платона. И сам буду преподавать его в курсе «История психологии» спустя пятнадцать лет… Смешно!
Блин! Знакомые все лица! Серега Ерохин, он же Курт — станет менеджером по продажам в «Строй-маркете», Леха Колодкин, он же Ганс — в будущем директор маленькой, но стабильной фирмы по лесозаготовкам, Колька Ямшитов — церковный сторож, Мишка Курашин — управделами «Молодой гвардии»… Никто, кроме Васькина и Димки Васильева — по прозвищу «Большевик», так и не станет учителем истории. Кроме девок, конечно. Половина из них замуж на третьем курсе повыскакивают. Большая часть по залету, да. Потом разведутся, снова замуж, уже осмысленнее…