* * *
Рашид стоял на своей террасе, широко расставив руки на балюстраде, и смотрел в чернильное небо. Внизу, в садах, играли фонтаны, птицы устраивались на ночлег, и во всем мире царил покой.
В то время как внутри него его эмоции сталкивались и бушевали в войне, которая забыла, что такое мир. Казалось, не имело значения решение, которое он принял сегодня, или, может быть, его эмоции столкнулись из-за этого.
Долг.
Неуверенность в себе.
Страх.
Долг.
Это всегда возвращалось к долгу.
Его сердце колотилось, как барабан, татуировкой проклиная вездесущий, неизбежный долг. Его желудок сжался, и он вдохнул темный ночной воздух в ответ на укус боли. Не имело значения, что он решил сегодня в пустыне, его первая встреча с Золтаном не принесла ему утешения. Нужно было так много сделать. Так много ему нужно было узнать. Так много сомнений по поводу того, как можно наилучшим образом помочь этой стране и ее народу...
Страх.
Он не привык испытывать страх.
Он никогда не терпел неудачи ни в чем, к чему прикладывал свои усилия, и он делал выбор, который отражал его желания. Он выбирал свой путь. Он усердно работал и действовал, основываясь на догадках и обоснованных предположениях, и добивался успеха, идя на просчитанный риск, и тогда эти догадки оправдывались. Но это всегда был его выбор, делать все это и следовать по этому пути.
Никогда прежде его не засасывало в бездонную яму, из которой не было выхода и где не было выбора.
Долг.
Неуверенность в себе.
Страх.
Вместе они сплетались и перемешивались, пока его живот не забился и не вздулся, и одно существо не вышло победителем из хаоса, как будто это единственное существо ждало в засаде, готовое шагнуть в пустоту.
Нужда.
Мощный и настойчивый, он поднялся, как грибовидное облако, которое охватило каждую его часть. Он повернулся и посмотрел вдоль террасы в сторону ее апартаментов, туда, где свет от ее ламп разливался лужицами.
Тора.
Разговор с ней сегодня был единственной вещью, которая позволила ему разобраться в запутанных мыслях в его голове, когда ничего другого не было. Она слушала и понимала. Она просто с ним плескалась ногами, как будто они были детьми.
И он отплатил ей равнодушием.
Не осознавая, что он принял решение, его ноги несли прочь.
К свету.
По направлению к Торе.
* * *
Она должна спать. Она все время говорила себе отложить книгу, но она читала книгу о Каджаране, о его сокровищах, его красочной истории, войнах и крестовых походах, которые коснулись его берегов и пересекли границы пустыни, и она была очарована. И пребывание прямо здесь, в Старом Дворце, который видел так много из того, что она читала, оживило все это.
Еще одна глава, пообещала она себе, взглянув на часы и все равно перевернув страницу.
Она подпрыгнула от тихого стука по стеклу, ее сердце сделало сумасшедший скачок в груди, так что она почти не услышала, когда снова раздался стук. Она соскользнула с кровати, ее ноги остыли на мраморных плитках, и натянула халат, потому что, кто бы это ни был, она не собиралась снова быть пойманной на террасе в одной ночной рубашке.
— Тора, — услышала она и не знала, волноваться или испытывать облегчение, когда узнала голос Рашида. — Ты не спишь?
Дверь на террасу была открыта, чтобы впустить ветерок, но она оставалась со своей стороны тонкой занавески, прямо в комнате, невидимым барьером между ними.
— Чего ты хочешь? — Спросила она.
Он покачал головой, как будто не знал, почему он здесь, стоит за ее дверью посреди ночи.
— Я не... Нет, ничего. Я хотел извиниться за то, как все получилось сегодня вечером. За то, что оставил тебя одну, когда приехал Золтан.
— Все в порядке. Я понимаю. Твой друг хотел твоего внимания.
Он кивнул.
— И, — сказал он, его губы растянулись в одну сторону, когда он боролся со словами, в его глазах была тревога, — я просто хотел тебя увидеть.
Ее сердце подпрыгнуло, а дыхание застряло в горле. Ее разум говорил ей, что это ничего не значит, но ее сердце ... ее сердце хотело верить словам, которые он сказал, хотя бы немного.
— Мы провели хороший день, спасибо.
— Хорошо. У меня не было возможности поблагодарить тебя. О твоих идеях я поговорю с Каримом завтра.
Тут она вспомнила, что тоже хотела поговорить с Рашидом об изменении условий для Атии, чтобы она не слишком привязывалась к ней, но это могло подождать, потому что прямо сейчас ночной воздух носил бархатную перчатку, которая гладила ее кожу, принося с собой его запах, теплый и мускусный, мужской и пряный, очень похожий на сам Каджаран. Она вспомнила другую ночь, и ее голову на его плече, вдыхая этот аромат, думая, что она никогда не насытится им.