Фокс сделал судорожный вдох. Если он будет слушать дальше, то сойдет с ума.
— Оставьте меня, — попросил он, стараясь говорить как можно более спокойным голосом. — Мне нужно о многом подумать.
— Простите, что посеял в вашей душе беспокойство. Наверное, мне не следовало встревать между вами и вашей супругой, но я решил, что будет лучше, если вы обо всем узнаете, — промолвил Фитцер и зашагал прочь.
Лучше, чтобы он знал, что любовь всей его жизни — безжалостная злодейка, посягнувшая на жизнь ребенка — его сына? Фокс с шумом выпустил из легких воздух.
— Так что ты ему сказала? Да ты рехнулась, — взвизгнула Старушка Эмма. — Теперь смотри, как бы он не вернулся и не избил тебя до потери сознания!
— Что ж, он вправе распоряжаться мной, — угрюмо заметила Николь.
Вскоре после того, как Фокс ушел, верная служанка постучала в дверь спальни и озорно осведомилась, не нужно ли новобрачным чего-либо принести. Но войдя в комнату, она увидела, что Николь одна. Тогда старая Эмма потребовала объяснить, что произошло. Николь без утайки передала служанке суть своего разговора с Фоксом, но обо всем остальном умолчала.
— Какая глупость! Какое недомыслие! Я от своей хозяйки такого не ожидала! — сокрушалась Старушка Эмма, горестно качая головой. — Почему ты не рассказала ему, как смертельно боялась лорда Мортимера? Если бы ты прикинулась смиренной и беспомощной, не сомневаюсь, де Кресси проникся бы к тебе жалостью. Ясно как день, что он до сих пор питает к тебе нежные чувства.
— А если бы я ему сказала, что боялась Мортимера, как ты думаешь, что бы он сделал, когда узнал правду? — Николь нервно прохаживалась по комнате. — В Вэлмаре всем хорошо известно, что последние годы он избегал моего общества, и уж никак не наоборот. Мое объяснение может, по крайней мере хотя бы частично, удовлетворить Фокса. Он тоже ненавидел Мортимера.
— Ты могла бы пасть к его ногам, воззвать к его милосердию и просить о прощении.
В душе Николь разрастался страх, и она была не в состоянии совладать с ним. Старая служанка права. Ей следовало притвориться жалкой и испуганной, не терять самообладания и не провоцировать его. Подобное поведение с Мортимером уже однажды едва не стоило ей жизни. Но сделанного не воротишь. Она уже ничего не могла изменить. Николь вздохнула.
— У меня нет и в настоящем браке практически никаких прав. Я не хочу, чтобы он считал меня слабой и беспомощной.
— Но почему? Сдается мне, что мужчинам нравится, когда их женщины слабые и беспомощные.
Губы Николь дрогнули в мрачной ухмылке. Она не могла не признать правдивости слов Старушки Эммы. Упрямство и своеволие, позволившие ей не только пережить жестокое обращение Мортимера, но и взять над ним верх, с де Кресси, похоже, сослужили ей дурную службу. Вероятно, теперь он считал ее хладнокровной, расчетливой стервой. В Вэлмаре к тому же имелось немало желающих укрепить его в таком мнении. Многие из верных слуг Мортимера видели в ней источник всех бед своего хозяина и даже в открытую обвиняли ее в колдовстве.
— Что ж, пути назад нет, — посетовала она. — Слово, как известно, не воробей, вылетело — не поймаешь.
Старушка Эмма звучно причмокнула языком.
С упавшим сердцем Николь села на низкую скамеечку, чтобы служанка могла расчесать ее волосы. Она чувствовала себя обреченной. Может, стоило попытаться бежать? Она могла бы отправиться в Марбо, забрать Саймона и затеряться где-нибудь среди мелких поселений. Но и тогда она не будет в безопасности, даже если заберет все деньги, припрятанные у нее в шкатулке под полом светелки. Одинокая благородная дама могла с легкостью стать лакомой добычей для любого мужчины. И Саймон, бедный Саймон. Попав в такие условия, она не сможет заботиться о ребенке должным образом.
Лучше остаться здесь и посмотреть, что будет. Вряд ли Фокс дойдет до того, чтобы убить ее. В конце концов, она владелица Вэлмара и нужна ему в качестве жены живая и невредимая, чтобы узаконить его право на обладание замком. Наверняка он не хуже ее сознавал, что, учинив над ней смертельную расправу, может в одночасье лишиться всего, что завоевал. Николь пронзила дрожь, когда она поняла, что ее собственная жизнь зависела от того, насколько правильно оценила она характер Фокса.
— Право, не знаю, что с тобой делать, — услышала она встревоженный голос Старушки Эммы. — Ты сама свой злейший враг.
Николь, как ни странно, была согласна с ней. Она всегда предпринимала неверные шаги. Одна ошибка вела за собой другую, и она всегда попадала в яму, которую сама себе и выкопала. «Я сделала все сейчас из-за тебя, Саймон, — подумала она. — Если он лишит меня жизни или заточит в темницу, я надеюсь, что в один прекрасный день ты узнаешь, что я все делала только ради тебя».
Перед ее мысленным взором предстало миловидное личико мальчика, и женщина ощутила прилив беспредельной любви, ради которой стоило жить. Есть вещи, во имя которых можно стерпеть и боль и унижения. Воистину они были важнее и драгоценнее самой жизни.
Фокс поднимался по ступенькам, ведущим в опочивальню Николь. Он провел долгую бессонную ночь. От тягостных раздумий его плечи сгорбились, а ноги налились свинцом. Но он решил больше не откладывать встречу с Николь. Он должен увидеть ее немедленно.
Ему не давали покоя тревожные мысли, возмущавшие его сердце и душу. Как могла женщина произвести на свет дитя, чтобы потом его убить? Если она не хотела забеременеть, она могла бы обратиться за помощью к знахарке, чтобы та дала ей какое-нибудь зелье, выпив которое она потеряла бы ребенка до того, как он родился. Женщинам подобные вещи известны, хотя церковь и большинство мужчин осуждают такую порочную практику.
Да, но если бы она прибегла к подобному способу, то ее месть Мортимеру не удалась бы в полной мере и не принесла бы ей удовлетворения. К горлу Фокса подкатила тошнотворная волна. Возможно ли такое, чтобы женщина, которую он любил и боготворил, убила его сына?
Но он решил, что не станет предъявлять ей сейчас никаких обвинений. Он предоставит ей шанс самой рассказать, что случилось с младенцем, которого почти три года назад она произвела на свет. Но ее объяснение должно убедить его, подумал он с отчаянием. Он на минуту остановился перед входом в ее покои, потом решительно взялся за ручку и рывком распахнул дверь.
Николь сидела на низкой табуретке, в то время как служанка расчесывала ей волосы. Она была одета. Вместе с платьем к Николь вернулись свойственные ей холодность и королевское величие. При его появлении она не повела и бровью, ни единым жестом не выдав своих эмоций. Ее лицо выражало настороженность и отрешенность. «Интересно, мучают ли ее угрызения совести? — подумал Фокс. — Или ее ненависть к Мортимеру столь велика, что могла бы в ее глазах оправдать любые жертвы?»
— Оставь нас, — приказал де Кресси служанке.
Пожилая женщина положила гребень на сундук возле постели и торопливо прошаркала мимо него к двери. Что-то в ее внешности показалось ему знакомым. Уж не та ли пышногрудая служанка, с которой он как-то столкнулся в коридоре? Он вспомнил ее походку вперевалку, напоминающую гусыню, фигуру, живые темные глаза.
— У меня к тебе есть ряд вопросов, — обратился де Кресси к Николь. Желая внушить ей чувство страха, он почти вплотную подошел к ней. — Твой кастелян сказал мне, что года два назад ты родила ребенка.
Она не проронила ни слова, но в ее лице что-то неуловимо изменилось. Ее зрачки превратились в два черных омута в серебристых берегах. Он не спускал с нее внимательных глаз.
— Фитцер сказал, что ребенок умер. — Фокс сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. — Вероятно, он прав, потому что малыша я до сих пор нигде не видел. — Он театрально обвел комнату взглядом, словно женщина могла спрятать люльку под кроватью или за вешалкой с одеждой.