— А я вас знаю, — и, слабо улыбнувшись, принялась вытирать слезы тыльной стороной ладони. — Я вас по телевизору видела. Вас зовут Виталий... забыла...
— Виталий Константинович, — отрекомендовался я.
— Ага, — сказала она и громко шмыгнула носом. — Вы к тете Ире из четвертого парадного ходите.
Все всё знают, ничего не скроешь.
— Действительно, — подтвердил я.
Она вздохнула и сказала с сожалением, будто ей не нравилось собственное имя, да ничего уж не поделаешь:
— А меня зовут Милена...
— Как? — переспросил я.
— Милена... — повторила она, и губы ее вновь задрожали, хотя она и попробовала улыбнуться.
— А кто это на тебя так горло драл?
— Моя мама...
М-да, надо было срочно менять тему.
— Слушай, торта хочешь?
— Да. А... а что вы спросили? — Она сдула челку. Я рассмеялся:
— Ты сказала «да», даже не расслышав, что я спросил.
— Да... ой, то есть...
Кончик носа у нее вскоре был перепачкан кремом. И улыбалась она уже почти весело.
— Ой, мама идет! — вдруг испуганно вскрикнула девушка и вместе с куском торта в руке сползла с сиденья. — Уже прошла?
— Прошла.
— Это она в магазин отправилась, — пояснила Милена. — Давайте куда-то отъедем отсюда.
— Куда?
— Куда хотите.
— А куда это ты с сумкой собралась?
— На тренировку. Там спортивный костюм... Но я могу не пойти.
— Тренировки пропускать нельзя, — назидательно изрек я. — Знаешь что, давай я тебя подвезу на тренировку. А сам поеду на пляж купаться.
— А на какой пляж вы ходите? — спросила она после некоторого раздумья. Коленки у нее были поцарапаны, на левой виднелось вылинявшее пятно зеленки.
Так в мою жизнь вошла Милена.
* * *
Я миновал проходную киностудии, «что в люди вывела меня», и на мраморной лестнице админкорпуса столкнулся со спускавшимся мне навстречу вечно перепуганным Жмуриком — невзрачным, с оттопыренными ушами-локаторами маломерком, про таких обычно говорят «ни кожи, ни рожи». Как всегда неряшливо одетый, на этот раз еще и с каким-то птичьим пухом на лацканах, плечиках кургузого пиджачка и шевелюре — уж не в курятнике ли ночевал? — он немедля принялся умильно улыбаться:
— Здравствуйте-с, Виталий Константинович! Как здоровьице-с? — с каждым словом он мелко кланялся, поедая меня глазами.
— Слушай, а почему тебя все зовут Жмуриком?
— Так я-с... фамилия моя-с Жмыря! — Он обеими руками подобострастно тряс мою ладонь. — Я ведь у вас в съемочной группе помощником администратора работаю-с!
— Это я знаю.
— А от фамилии Жмыря — Жмурик, так все меня кличут-с, прозывают-с. Я не обижаюсь.
Слякоть бесхребетная, тряпка безвольная. Мужику под тридцатник, а лицо в подростковых прыщах. И даже не прыщах, а скорее застарелых, прижившихся фурункулах. Черти что.
— Понятно, — сказал я и двинулся наверх, а когда лестничный марш завернул, увидел, как это чудо в перьях с нежностью глядит мне вслед, само себе крепко пожимает руку, дружбу изображает: «Всего вам наилучшего-с! Привет домашним-с!»
* * *
Милена понуро брела по набережной, толкая ногой какой-то камушек. На ней было уже знакомое мне платье — сиреневого цвета с то ли синими, то ли фиолетовыми иероглифами, из которого она давно выросла. Я окликнул ее. Но пришлось повторять еще и еще: «Иди сюда», потому что Милена, почти сразу же узнав меня, тем не менее никак не могла поверить, что зову именно ее.
— Я? Меня? — и оглядывалась, ища, к кому я обращаюсь, хотя вокруг никого не было.
А потом вдруг побежала во всю прыть, процокала, сломя голову, своими обшарпанными «лодочками» на низком каблуке по ступенькам и очутилась, судорожно переводя дыхание, передо мной, стоявшем в плавках на песке.
— Гуляешь? — спросил я.
— А? Д-да, — с торопливой готовностью к любому отчету сказала она. — Я случайно здесь оказалась, смотрю — вы... А вы меня увидели...
Насчет «случайно здесь оказалась» — это она, конечно, загнула.
— Купаться будешь? — спросил я.
На ее лице отразилась безмерная радость, тут же, впрочем, потухшая:
— А... Я купальника с собой не взяла...
За лицом Милены интересно было наблюдать — резкий переход от детского восторга к глубокой печали. Купального костюма не прихватила — это, конечно, очень весомый повод для большой грусти.
— Так наденешь мою футболку.
— Ой, а можно? — засветилась она улыбкой. И тут же опять погасла. — А как же вы... домой пойдете?
Честно говоря, что-то настораживало меня в ее поведении.
Ну, например, такая ли уж Милена «маинькая девоцка»? К ней тогда подкрадывалось семнадцатилетие. Физическое развитие соответствовало, если не считать излишней худобы. А вот по эмоционально-психологическим реакциям ей можно было дать лет тринадцать. Отставание в умственном развитии? Не похоже. Значит, «делается»? Но если так, то очень качественно.