Она помолчала.
— Там, на крыльце — пленный немец. Говорят, что он сам сдался нашим. Ему будут делать перевязку.
— А кто он такой?
— Не знаю. Послали за переводчиком. Мог бы и папа, но папе некогда с ним говорить.
— Пойдем посмотрим! — Смолинцев приподнялся на локте.
— А ты разве можешь ходить?
— Я уже вчера тут ходил.
Она встала и пошла в коридор, чтобы не мешать ему одеваться.
Немец сидел на крыльце вместе со своим конвоиром, прислонясь к деревянному парапету.
С особенным, трудно изъяснимым чувством разглядывал Смолинцев прямой высокий затылок пленного, его обтянутую потертым зеленоватым сукном спину, словно в них заключалась какая-то нераскрытая еще формула войны. Но нет! Это был обычный человек, такой же, как все, такой же, как они с Тоней. Это казалось удивительным.
Вот пленный повернулся лицом к ним: оно было неожиданно печальным и выражало растерянность и усталость.
На крыльцо вышла Майя Алексеевна и, заметив немца, отпрянула в сторону. Батистовый платок выпал у нее из-за кофточки к ногам пленного. Немец поднял его, слегка встряхнул и протянул учительнице. Но Майя Алексеевна только негодующе взглянула на него, и он в замешательстве положил платок на барьер.
— Пошли! Пошли! — сердито сказал солдат-конвоир.
И оба ушли в дом, очевидно, в перевязочную.
Едва они скрылись, как над полем за школьными огородами показались немецкие бомбардировщики. Все, кто был во дворе, бросились в траншею, заблаговременно вырытую у забора.
Из траншеи Смолинцеву было хорошо видно, как, разворачиваясь, самолеты проносились над школой. Вот один из них, словно для забавы, начал пикировать. Скрежещущий, нарастающий вой железа невольно заставил Смолинцева прижаться к земле. Он видел, что и Тоня и Майя Алексеевна испытывают такой же страх и такое же, очевидно, чувство оскорбленного достоинства и стараются приникнуть к самому дну траншеи.
Но вдруг Майя Алексеевна поднялась во весь рост и принялась сердито отряхивать платье.
— Все-таки как это противно, — гневно сказала она. — Там, в этом самолете, сидит, должно быть, какой-нибудь судетский фашистик в грязном белье, и вот мы готовы лечь и превратиться в ничто!
Тонкое лицо ее вспыхнуло, а затем медленно побледнело, и прямая решительная складка пересекла чистый лоб.
— Я пойду принимать сводку, — заявила она и быстро выбралась из траншеи.
— Подождите, — остановил ее солдат, тоже спрятавшийся вместе со всеми, — если они увидят — будут бомбить дом. Они гоняются на дорогах даже за отдельными грузовиками и подводами, за отдельными людьми.
— Не можем же мы до сих пор оставаться без сводки, — насмешливо сказала Майя Алексеевна.
И вот уже ее легкая фигурка появилась на деревянной панельке у крыльца. В то же время над кронами деревьев показался самолет с оранжевыми оконечностями плоскостей. Три яйцевидных черных предмета один за другим мелькнули под машиной. Послышался характерный нарастающий и давящий свист. Огненные куски металла впились в стены школы, дыхание взрыва вынесло раму, сорвало кусок крыши.
Сквозь пыль и дым Смолинцев увидел Майю Алексеевну. Отброшенная взрывом, она лежала на корнях старого ясеня и упрямым, гордым усилием пыталась выпрямить голову и подняться. Но руки ее, упираясь в мокрую, обрызганную кровью траву, скользили и расползались в стороны…
Когда Смолинцев подбежал к ней, она уже лежала недвижимо, уткнувшись головой в траву, как будто капризничала и по-детски шалила.
Майю Алексеевну похоронили тут же, в школьном парке под липами, на высоком месте, недоступном весеннему половодью.
Из перевязочной пришел доктор Тростников и помогал Смолинцеву копать могилу. Руки у него дрожали, и лопата плохо повиновалась ему. Тоня сидела рядом на траве и плакала.
Бомбардировщики еще два раза появлялись над школьной усадьбой и обстреливали парк из пулеметов. Тогда все трое — доктор, Смолинцев и Тоня — забирались в могилу и в ней пережидали стрельбу. Маленькое тело учительницы лежало под деревом, спокойное лицо ее было устремлено к небу. Как и в последние минуты жизни, она не испытывала страха.
Доктора опять вызвали в перевязочную, потому что с поля приползла колхозница с раздробленным предплечьем и нужно было сделать срочную операцию. Вместо доктора пришла тетя Сима с заплаканным, как бы одеревеневшим лицом и молча взялась за лопату.
В это время над школой опять показались самолеты. И на дороге за школой послышалась беспорядочная стрельба.