На четвертый день утром © БАО приехал старший лейтенант Семенов.
— Отдыхаешь? — спросил он, подходя к Смолинцеву и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Мы тут подумываем, не определить ли тебя в летную школу. Ты как? Возражать не будешь? Вот так я и знал. Дело боевое, хорошее. Послезавтра в лазарете пройдешь медкомиссию. Без нее нельзя. А там уж мы сами тобой займемся.
Смолинцев спросил:
— Не знаете, старший лейтенант, где теперь капитан Багрейчук?
Лицо начальника аэродрома внезапно скривилось, точно он глотнул чего-то очень кислого.
— Там у него передряга какая-то. — Он вздохнул. — Ничего, разберутся, кому положено.
Он ушел, а Смолинцев остался опять со своими думами, однако, мысли о летной школе постепенно овладели им, и он уже начал строить различные планы.
Но через несколько часов все изменилось.
Он как раз уселся играть с мотористами в домино. В это время в блиндаж не то, чтобы вошел, а как бы вкатился небольшой, но полный человек в летном шлеме и короткой шинели. Он спросил, кто тут Смолинцев, и, подойдя, протянул толстую ладонь.
— Синцов, — представился он. — А я как раз за тобой, собирайся.
Тон у него был дружеский и веселый. Он широко улыбался, и маленькие, очень живые глаза его светились добрым дружеским доверием.
Пригибаясь от ветра, они прошли через все поле к взлетной площадке.
Вылинявший от дождей товарный «дуглас», загруженный внутри какими-то тюками и ящиками, казалось, ждал только их. Едва они устроились на одной из жестких скамеек, тянувшихся вдоль фюзеляжа, как он уже завихрил двумя пропеллерами и начал выруливать на старт.
— Куда вы меня везете? — спросил Смолинцев.
— А вот увидишь, — отозвался немногословный майор.
Сквозь маленькое целлулоидное окошко Смолинцев с интересом наблюдал за взлетом. Но время уже клонилось к вечеру, сумерки сгущались, и скоро стало совсем темно. Моторы однообразно гудели, и самолет, вибрируя, нырял в воздушные ямы так, что у Смолинцева перехватывало дыхание.
Синцов же, упрятав нос в поднятом воротнике, спокойно дремал с видом человека, который знает, что делает, и не имеет повода волноваться.
Так прошло часа два, может быть, три. Вдруг Синцов поднял голову. В синем свете маленькой бортовой лампы лицо его было бледньш, как у призрака.
— Никак, снижаемся? — спросил он.
На самом деле, судя по тому, как подпирало дыхание, самолет быстро терял высоту.
Смолинцев тер рукой маленькое окошко и упрямо смотрел в ночь. Но еичего не было видно, кроме рубчатой поверхности задранного вверх могучего крыла, освещенного искрами, вылетающими из выхлопных труб.
Неожиданно раздался мягкий удар. Самолет коснулся шинами невидимой земли, подпрыгивая, покатился по ней и замер.
— Ну, вот и Москва! — сказал, выходя из кабины, пилот.
В синем полусвете кожаный его реглан казался вылитым из металла.
Москва!..
Смолинцев едва не вскрикнул от удивления. Множество самых разнообразных предположений и мыслей всю дорогу роилось у него в голове, но этого он не предполагал. Москва!..
Не без робости взглянул он (в лицо своего спутника. Синцов добродушно зевал. Должно быть, ничего не грозило здесь Смолинцеву, ничего, кроме того, что угрожало самой столице.
Через пять минут они вышли на городскую улицу. Серая лента асфальта тянулась между подстриженными деревьями и громадами домов. Изредка проносились машины, освещая себе путь призрачным, лунным светом фар.
Смолинцеву вдруг показалось: что-то шевелится над ними в мутном ночном небе. Он всмотрелся пристальнее и невольно схватил за руку майора. Какое-то громадное, мягкое, округлое тело неслышно покачивалось в воздухе, будто чудо-рыба, шевеля плавниками.
— Что это?
Синцов усмехнулся.
— Аэростат. Тут их порядком.
Улицы были пустынны. Еле заметные белые полосы обозначали край тротуара. Блестя синими стеклами, подкатил большой, как дом, троллейбус.
Они вошли и помчались мимо темной стены домов. Пассажиры — их было совсем мало — молча входили на остановках, молча платили за проезд, молча выходили.
Через некоторое время Синцов и Смолинцев тоже вышли.
Неприступные, как бастионы, теснились дома. Широкие витрины нижних этажей были заделаны кирпичом или заставлены штабелями мешков, набитых песком. В подъездах, освещенных синими лампами, видны были люди с повязками на рукавах. На крышах угадывались пулеметы, обращенные стволами вверх.
Город приготовился к битве и в то же время жил привычной, обыденной жизнью.
Прямо с тротуара они вошли через массивную входную дверь в нижний этаж серого здания, занимавшего целый квартал.