Какое-то время Ганфштенгля поддерживали Иоахим фон Риббентроп и Рудольф Гесс, а также Гиммлер. Последний был сыном учителя из мюнхенской школы, в которую ходил Путци. Ганфштенгль часто бывал в доме своего школьного учителя. Гиммлер даже предостерегал Ганфштенгля, советуя ему быть осторожным с Геббельсом, не скрывая, что тот завидует успехам Путци. Ганфштенглю с трудом удавалось удерживаться в своей должности, хотя он и подчинялся непосредственно Гитлеру. Но вот когда Ганфштенгль сделал фильм о Хорсте Весселе, Геббельс пустился на все, чтобы его разорить. Он заявил, что картина не слишком радикальна, и распорядился снять ее с экранов. Если бы не Муссолини, которого фильм восхитил и который выпустил его на итальянский экран, рассказывает Ганфштенгль, банкротство было бы неминуемо.
Борьба против всех, утверждает автор воспоминаний, не прекращалась до того самого момента, когда Гитлер взял власть. Гитлер потворствовал такого рода интригам и взаимной неприязни, поскольку так ему было легче руководить партией. Он к тому же хорошо знал, что, когда достигнет своей цели — стать канцлером, можно будет провести генеральную чистку, расправиться также и с теми, кто помог ему победить и прийти к власти.
На все это «грязное болото» Ганфштенгль смотрит глазами человека, глубоко разочарованного неблагодарностью давних приятелей. Вот он и не скупится на злословие.
Если бы не стечение обстоятельств, заставившее его перебраться в Швейцарию, кто знает, не пришлось ли бы Путци предстать перед одним из военных трибуналов в Нюрнберге. А так побегом в 1937 году он создал себе политическое алиби, которое после войны позволило ему не только возвратиться на родину, но и вернуть себе конфискованное состояние и красивую виллу «Хаус Тифланд» в Мюнхене, где вместе с Гитлером он встречал новый, 1933 год. Гитлер записал тогда в семейном альбоме Ганфштенглей: «Первый день нового года. Этот год принадлежит нам. Подтверждаю это письменно».
Вместе с Гитлером был он и в момент передачи власти в Берлине, и тогда, когда штурмовики промаршировали перед зданием рейхсканцелярии на Вильгель-штрассе. Когда Гитлер вернулся от Гинденбурга в «Кайзерхоф»,[8] где его ждала группа сотрудников, там уже образовалась очередь за тепленькими местами.
Когда Геббельс конфисковывал газеты и издательства, а Геринг заграбастывал чужие состояния, когда Рем науськивал штурмовиков против кадровых генералов, а Гиммлер тайно организовывал первые отряды «черных мундиров» (СС), всех их объединяло одно: как избавиться от оппозиции и остаться «хозяином в собственном доме».
Последние страницы мемуаров Ганфштенгля посвящены описанию периода становления «третьего рейха», когда Гитлер стремился отделаться от опеки со стороны как прусских руководителей рейхсвера и промышленных магнатов, так и радикалов из собственной партии.
У Ганфштенгля нет сомнений в том, что рейхстаг поджег Геринг, о чем знали Гитлер и Геббельс. Путци как раз был тогда в Берлине и жил во дворце у Геринга, председателя рейхстага. Поскольку Ганфштенгль подхватил грипп и лежал с высокой температурой, он не смог пойти на прием к Геббельсам, куда заглянул и Гитлер. Ему показалось странным, что, хотя все знали о его болезни, о том, что он не встает с постели, ему то и дело звонили от Геббельсов, настоятельно прося прийти к ним, поскольку Гитлеру хочется послушать его новый марш.
В конце концов он послал адъютанта Гитлера Брюкнера ко всем чертям и только собрался лечь в постель, как вбежала служанка, крича, что горит рейхстаг. Из окон комнаты видно было, что языки пламени уже лижут купол здания. Он сразу же позвонил Геббельсу и буквально заорал в трубку, что горит рейхстаг и что ему надо поговорить с Гитлером. Слова Ганфштенгля были выслушаны с таким спокойствием, будто пожар рейхстага — дело самое обычное. И только позднее Ганфштенгль сообразил, почему так настойчиво добивались того, чтобы он ушел из дворца Геринга, который расположен по соседству с рейхстагом.
Процесс о поджоге рейхстага, признает Путци, скомпрометировал Геринга. Однажды за обеденным столом в рейхсканцелярии возмущенный Геринг обратился к Гитлеру: «Мой фюрер, это же позор, как с нами обращаются эти судебные чиновники». Гитлер ответил: «Все решит время. Эти пожилые господа вскоре заговорят нашим языком, или мы уберем их, а их места займут наши люди. Но пока старик (то есть Гинденбург. — Авт.) жив, ничего сделать не удастся».
Герингу не пришлось долго ждать. Когда в «ночь длинных ножей» Гитлер убивал своих приятелей и ненавистных врагов в Баварии, а Геринг подписывал смертные приговоры в Берлине, Гинденбург, оставленный ближайшими советниками, угасал в своем имении в Нойдеке.