обернувшись лицом к мужчине, превращающимся в приведение. – Вы уже потрудились
посмотреть на улицу? Даже с сорок пятого этажа видно столпотворение людей. Что вы
собираетесь делать с этим? С уроном, который уже нанесли? Будущему Эйса?
Моя рука сжала сильнее талию Дилана, чтобы он не смог сделать шаг вперед. По
румянцу, ползущему вверх по его шее, я не был уверен, что он не удавит этого человека,
которого буквально трясло в его начищенный лоферах от «Гуччи», и последнее, что нам
нужно добавить для удовольствия журналистов – убийство.
– Я…эм…мы полностью доверяем властям… – сказал Чарльз.
– Которые магическим образом могут стереть снимки, которые, вероятно, уже
разлетелись по всему интернету? – спросил Дилан. – Так.
– Я ценю вашу попытку помочь, но не могли бы вы оставить нас наедине на несколько
минут? – попросил я Чарльза, и тот факт, что я выпинывал его за дверь, казалось, удивил его.
– Конечно, – ответил он, пятясь назад к входной двери. – Я только…охрана у дверей,
пока вы…Точно, – затем, когда за ним захлопнулась дверь, я потащил Дилана прямо к
дивану.
– Ладно, – произнес я. – Давай просто пробежимся по вариантам.
– Разве ты не должен для начала ответить на свой телефон? – спросил Дилан поверх
настойчивой трели моего мобильника, и когда он, наконец, сел, я ушел в конец спальни,
чтобы взять свой телефон. Уже десять пропущенных звонков и от Роджера и Мартины, в
комплекте с более чем кучей сообщений. И пока я стоял, уставившись в экран, у меня было
непреодолимое чувство дежа вю. Чуть меньше года назад, было то же безумие, те же звонки,
то же ощущение отчаяния. Только в тот раз не было снимков. Босс Шейн из брачного
агентства выдал мой секрет прессе, но прежде чем все вышло за рамки, Шейн прикрыла меня,
и все потихоньку заглохло.
Когда я вернулся в гостиную и увидел потрясающего мужчину, сидящего на диване и
не оставляющего в покое свои каштановые волосы, я понял, что тот раз был последним,
когда я был один.
– Дилан… – сказал я, когда подошел и сел рядом с ним. Он наклонил голову, чтобы
посмотреть на меня, и я не мог сдержаться, чтобы не провести пальцем по его челюсти.
– Не волнуйся обо мне, пожалуйста. Боже, – сказал он, качая головой. – У тебя и так
достаточно беспокойств.
Мои губы вытянулись в тонкую линию из–за его слов, потому что одновременно с
тем, что он был прав, и у меня есть миллион и одна вещь, чтобы поволноваться, моя голова и
мысли были нацелены только на него – и это раскрыло мне глаза, Дилан – номер один среди
моих беспокойств.
Я прочистил горло и потянулся за его рукой. Когда он переплел свои пальцы с моими,
я осознал насколько его рука тряслась, и захотел хоть как–то его успокоить. Но это будет
сложно, учитывая насколько тряслась моя собственная.
– Ладно, значит, – произнес я, а затем вздохнул. – Нам нужно определиться с тем, что
будем делать дальше. Что ты хочешь сделать дальше?
– Я? – переспросил Дилан, широко распахнув глаза. Затем он сжал мои пальцы и
осторожно отпустил. А когда он встал и начал нарезать круги передо мной, я видел, как
крутились шестеренки в голове Дилана. Он закрылся, его лицо стало нечитаемым, а потом он
остановился и посмотрел на меня сверху–вниз, и у меня появилось ощущение, что что бы он
ни собирался сказать, это резанет меня по живому.
– Эйс…послушай, я скажу все, что ты от меня захочешь. Или вообще ничего, если уж
на то пошло. Я могу отсиживаться в этом номере, пока все не уйдут. Что угодно. Но то, как я
это вижу, если ты выйдешь отсюда один и начнешь все отрицать, тогда спустя какое–то
время все должно прекратиться. Может, навсегда…
– Нет, – сказал я, поднимаясь на ноги. Это было единственное, чего я определенно не
хотел. – Этого не произойдет, – я положил одну руку поверх тех, что он выкручивал перед
собой, и покачал головой. – Это, все что между нами, не закончится. До тех пор, пока ты не
захочешь сам.
Дилан пожевал свою губу, удерживая мою руку практически в мертвой хватке.
– Я…я…
– Я понимаю, что этого слишком много для восприятия. Черт, да я даже сам не могу
это все принять. Но если ты захочешь, если ты захочешь меня, тогда я готов пройти через эти
двери за руку с тобой и сообщить всему миру, чтобы шли на хер, – и как только эти слова
вылетели из моего рта, я понял, что они были единственно правильными. Когда дело
касалось Дилана, здесь не существовало выбора. Он был сделан в первый день, когда я его
увидел, и если он намерен сделать это, остаться со мной и вынести все, что прилетит в нашу
сторону, тогда не имеет значения, что все вокруг будут говорить. Он и мое решение – не
подлежали обсуждению.
***
У меня отвалилась челюсть. Твою мать, я совсем не ожидал этого, и когда телефон на
диване снова начал названивать, я спросил:
– Что насчет твоей команды? Разве у них нет насчет этого своего мнения?
– Уверен, у них множество мнений, но единственное, которое меня интересует, – твое.
– Ты не серьезно. Но все эти люди…
– Ни хрена не значительны сейчас, – что–то в интонации Эйса подсказывало мне, что
он был убийственно серьезен, и я захлопнул свой рот. Когда он продолжил, его голос
смягчился. – Это будет кошмаром. Я не собираюсь приукрашивать и говорить тебе обратное.
Если ты останешься со мной, тебя будут преследовать. Повсюду. Твои снимки будут везде, и
не только на сексуальных билбордах или реклама в журнале. Они будут ловить тебя в
продуктовом магазине. На заправке. На выходе из моего дома. На выходе из твоего. Черт, да
там, наверняка, будет летать вертолет над моим районом в обозримом будущем, и мне
необходимо знать…
Когда он смолк, его взгляд упал в пол, а я потянулся к его лицу и поднес его губы к
своим, желая заверить его, что я никуда не денусь. И когда я отстранился, я прошептал в его
губы:
– По крайней мере, тогда нам не придется скрываться…
Прекрасные голубые глаза Эйса встретились с моими, и, казалось, он искал что–то.
– Но когда ты поймешь, что могут повлечь за собой отношения со мной, ты можешь
захотеть обратного.
– Нет, – ответил я, решительно качая головой. – Не пытайся напугать меня.
– Я не о себе беспокоюсь.
– И о них тоже не волнуйся. И что, что они будут преследовать нас. Они будут
выкладывать дерьмо в газетах…
– Лживое дерьмо.
– Я смогу справиться с этим. Но сможешь ли ты?
И вот это был уже серьезный вопрос. Да, Эйс имел дело с ценой славы всю свою
взрослую жизнь, но я знал, чего ему может стоить выйти из укрытия и показать всему миру,
кто он такой…и с кем. К тому же, быть геем – то, с чем он все еще примирялся. Он раскрылся
только год назад, ради всего святого, и никогда не был в отношениях. Я тридцать лет жил,
как гей, и знаю, какой ненавистью могут поливать нас. И в его работе? Это может – и станет
– жестоким.
Эйс вздохнул и потер ладонью свои глаза, а когда снова посмотрел на меня, там была
усталость, которой я никогда не видел прежде. Как будто он уже прожил то, что собирается
произойти. Но там же была решимость, и в тот момент я понял, что нет пути обратно.
Эйс потянулся к моей руке, и когда мазнул большим пальцем по моим костяшкам, он
сказал:
– Если ты будешь рядом, думаю я смогу выдержать все что угодно.
– Это самое милое, что вообще выходило из твоего рта. Не сказать, что я думал, что
Эйс Локк никогда этого не скажет, – я дразнился. Хотя внутри, от его признания трепетала
каждая часть моего тела.
– Эй, я могу быть милым.
– Да, ты был очень милым сегодня утром. И прошлой ночью, – сказал я, оставляя
поцелуи вдоль его челюсти, по его носу, его лбу.