своими. Он перешагнул еду, которая разделяла нас, а когда он остановился перед моими
скрещенными ногами, я запрокинул голову назад, чтобы увидеть, как солнце освещало его, и
почувствовал, что нечем дышать, из–за образа, который он создал.
– Иди сюда, – прошептал я, и нежно потянул его за руку, побуждая его опуститься на
мои колени. Он опустился, пока не сел лицом ко мне, его ноги по обе стороны от моей талии,
а его задница устроилась на моих скрещенных ногах, и наши руки были все еще переплетены
между нами. – Ничего из того, что ты расскажешь мне, не изменит всего, что я испытываю к
тебе.
– Легко сказать…
Я приподнял его лицо, чтобы он посмотрел мне прямо в глаза и сказал настолько
искренне, насколько мог.
– Это легко в том смысле, когда ты – тот, о ком я говорю.
– Эйс…. – сказал он и прислонился своим лбом ко мне, закрывая глаза.
Я обнял его за талию и притянул к себе настолько близко, насколько мог. Надеясь, что
заставлю его почувствовать то ощущение безопасности, о котором он говорил несколько
минут назад.
– Расскажи мне, Дилан. Я хочу узнать тебя. Все хорошее, все плохое и все…
– Уродливое? – спросил он. – Если бы только в этом было дело. Знаешь, что самое
безумное?
Стараясь не отставать, я просто следовал за ним, позволяя Дилану привести этот
разговор туда, куда ему нужно. Дать ему рассказать то, о чем он хотел.
– Нет. Что самое безумное?
– Что я использую свою внешность, чтобы заработать деньги. Таким образом, я не
отличаюсь…
– Эй, – сказал я, отклоняясь назад немного, чтобы привлечь его внимание.– Даже не
смей сравнивать то, чем ты занимаешься с тем, что ты только что рассказал о ней.
– Точно, но ты не понимаешь. Это лицо, лицо, которым я зарабатываю контракты все с
бо́льшим количеством нулей, чем я вообще мог вообразить в своем зарплатном чеке, то же
самое лицо, на котором она пыталась заработать.
Когда судорожный вдох пробил тело Дилана, он опустил свой взгляд ко мне, и
сколько бы сильно я не хотел, чтобы он рассказал мне о своем прошлом, я был напуган тем,
что он собирался вскрыть. Не потому что узнают остальные, а потому что не был уверен, что
смогу выдержать рассказ о том, как кто–то причинял боль этому мужчине.
– Долгие годы, моя мать – Бренда – использовала меня в качестве, – Дилан подавился
словами и поморщился, а я погладил рукой его спину, нуждаясь в контакте с ним, чтобы
успокоить свои дрожащие руки.
Так значит, Бренда была его матерью, и это про нее упоминала Солнышко в тот день в
пустыне.
– Она использовала меня в качестве приманки, думаю, именно так в итоге назвала это
полиция. Она выяснила, что я был каким–то…мощным соблазном для определенных
мужчин, и что они захотят заплатить крупные суммы, чтобы заполучить возможность
погладить симпатичного мальчика по лицу. Потрогать его волосы. Заполучить его в комнату,
пока они… – Дилан закашлялся, и это казалось близко к тому, что он давился словами,
которые выдавливал из своего рта. Его челюсть ходила ходуном и подрагивала, когда он
стискивал вместе свои передние зубы, а когда он наконец–то взял себя в руки, то продолжил
дальше. – Она никогда не позволяла заходить им дальше этого. Ее единственный акт
милосердия ко мне, полагаю, до последней ночи…
– Дилан, ты не должен… – начал я, догадываясь к чему все шло. Ненавидя то, что ему
приходилось рассказывать вообще эту историю. Но он покачал головой, теперь решительно
настроенный, похоже, избавиться и покончить нахрен со всем.
– Нет, дай мне закончить. Тебе нужно это знать. Услышать от меня, а не прочитать в
каком–нибудь журнале.
Я поднял руку, чтобы погладить его по щеке, и когда он зажмурил глаза и уткнулся
носом в ладонь, мое сердце заныло из–за того мальчика, каким он когда–то был. Но это не
все, что я чувствовал здесь, на носу яхты, под полуденным солнцем. В этот конкретный,
душераздирающий момент, мою грудь заполнило гордостью за то, с какими демонами
боролся этот мужчина, и я знал без тени сомнения, что люблю Дилана Прескота больше всех
в этом мире.
Глава 18.
________________________________
Все хорошее, плохое и уродливое
Я продолжал сидеть с закрытыми глазами, прислонившись к ладони Эйса, и произнес
слова, которые пугали меня многие месяцы.
– Я пришел домой из школы раньше в тот день, – сказал я. – Это было за день до Дня
Благодарения, и мы учились только полдня, поэтому я планировал закинуть свой рюкзак