– Ты не узнаешь, Джессика. – Козимо усмехнулся. – Ты не будешь знать этих вещей, пока находишься в изоляции.
– Вероятно, ты прав.
– Ты слишком много ожидаешь от себя. – Амаре ет сапере вике део сонцедитур.
– И что это значит?
– Любить и быть мудрым в одно и то же время почти невозможно, даже для Бога.
Эти слова подняли ее дух. Она наклонилась к монаху:
– Хорошо сказано, Козимо.
– К несчастью, я не могу присвоить эти слова. Они принадлежат кому-то другому.
Монах приблизился к ней, и Джессика протянула ему руку, не боясь больше, что тот может что-то сделать с ней. Его рука была теплой и сильной, загорелой и мозолистой, но рукопожатие было нежным.
– Открой свое сердце Николо, – настаивал брат Козимо. – Что плохого он может сделать?
– Посмеяться!..
– Разве это тот смех, которого ты действительно боишься, или есть еще что-то?
– Я не могу последовать твоему совету. Монах взглянул на ее руку и слегка погладил ее тыльную сторону большим пальцем, – А ты не боишься, что он покинет тебя? Джессику передернуло.
– Глубоко внутри, леди ночи, ты не боишься, что Николо оставит тебя снова?
Правда поразила Джессику, как удар грома. Ее бросила мать, затем фактически и отец оставил ее. Коул тоже ее оставил. Милостивый Боже, она же останется одна после того, как Коул покинет Мосс-Клифф. Джессика еще никогда не позволяла себе осознать свою зависимость от него. Она жила, как будто ничего не задевало ее, стремилась к карьере с настойчивостью, порожденной необходимостью избежать глубокой эмоциональной бреши в ее жизни. Неудивительно, что Джессика никогда не находила полного удовлетворения ни с одним мужчиной. Она оставила свое сердце в Мосс-Клиффе тринадцать лет назад.
Джессика отстранилась, но Козимо не разрешил ей.
– Ты думаешь, если Николо не любит тебя, то он наверняка уедет и ты снова останешься одна.
– Нет, – вздохнула Джессика.
– Но ты не можешь больше выносить свое одиночество. – Нет...
– Ты боишься рисковать, не зная, получишь ты любовь или одиночество.
Она кивнула опущенной головой, пораженная пониманием монаха.
– Скажи ему о твоих чувствах, Джессика.
– Я не могу. У него есть Люси.
– Ты уверена? И ты не будешь бороться за сердце Николо?
– Что ты хочешь сказать?
– Если ты его любишь, сражайся за него. И за себя. Держу пари, ты не будешь сражаться за что-нибудь только для себя в течение всей жизни. За твоего отца, конечно, и за других людей, но не за Джессику Ворд.
Джессика безмолвно смотрела на монаха. Он был прав. Она усвоила, что ничего не нужно ждать от жизни. А ничего не ожидая, она ничего и не требовала.
– Настало время просить что-нибудь от жизни, Джессика, требовать чего-то для себя.
Она опустила голову и молчала, слишком взволнованная, чтобы отвечать.
Козимо вздохнул и сжал ее руку, какое-то время стоя, как темная башня, перед ней. Она была благодарна за то, что он здесь, за слова и совет. Всю свою жизнь Джессика ни на кого не могла положиться, кому-то доверяться или найти утешение. Его присутствие дало ей надежду и силу.
– Как ты мог так хорошо узнать меня?
– О! – Он потрепал ее по руке и сознался:
– Я думаю, мы с тобой старые друзья, Джессика.
– Каким образом?
– Вероятно, земное существование подразумевает перекрещивающиеся пути и больше, чем в одном случае. Наши пути пересекались в прошлом.
– Это то, чего ты хотел добиться прошлой ночью?
– Да, но ты, кажется, не вспомнила другой путь, поэтому я не буду принуждать тебя к этому снова.
Джессика скрестила руки, не расположенная позволять себе хоть что-то вспомнить о Козимо.
– Я должен идти. Спокойной ночи, Джессика.
– Спокойной ночи и спасибо тебе, Козимо. Я... я чувствую себя намного лучше теперь, поговорив с тобой.
– Я рад.
– Я увижу тебя завтра?
– Если ты так желаешь.
– Козимо.
– Да?
– Откуда у тебя столько мудрости?
– У меня было много времени для раздумий.
Джессика провела следующее утро, убираясь в доме и выпекая печенье. Она думала о своей работе, о том, как доказать и обосновать, что комета, которую она видела на картинах и фресках, минует землю через тринадцать лет. У нее осталось только шесть дней до отъезда в Калифорнию, а она написала меньше пяти страниц.
Джессика вынула последний противень печенья на черной патоке и выключила плиту. Это аппетитное румяное печенье она приготовила по рецепту Каванетти, она знала, что Коул его особенно любит. Джессика сняла печенье и положила противень в мойку. Приведя в порядок кухню, она взяла тарелку с печеньем и пошла в гостевой дом, надеясь объяснить свое вчерашнее поведение.
Коттедж был окружен машинами и репортерами с зонтами. Джессика пробилась через толпу, удивляясь тому, что происходит. Неужели Коул опять что-то натворил? Она вытянула шею над плечом человека с видеокамерой. На пороге дома стоял Коул. Люси и седой мужчина с важным лицом. Лицо Коула было похоже на белую маску, Джессика уже видела смертельную скуку, которая появлялась в его глазах, когда ему не везло.
– Что происходит? – спросила Джессика человека с камерой.
– Только что поступило сообщение, что Коул Николе не будет больше играть.
– Что? – Джессика задохнулась. Она поняла, что это полное крушение для Коула.
– А кто этот седой человек?
– Это Том Макнаррен, тренер его команды. Джессика увидела, как тренер отмахнулся от дальнейших вопросов и пошел к своей машине. Репортеры окружили его, но тот ни с кем не стал разговаривать. Джессика пыталась взойти на крыльцо, но репортеры тащили ее в другом направлении. Беспомощная, она видела только, как Коул вошел в дом.
Когда дверь захлопнулась, репортеры стали расходиться. Джессика наконец добралась до двери и постучала.
– Люси? – позвала она. – Это Джессика. Через минуту дверь открылась.
– О, Джессика. – Люси шире открыла дверь. – Входи. Я думала, ты одна из тех негодяев, которые так расстроили Коула. – Джессика вошла, и Люси быстро закрыла за ней дверь.
– Репортеры сказали, что Коул больше не будет играть. Это правда?
– Правда.
– Как Коул принял новость?
– О, как обычно. Пришел в ярость. – Она оглянулась, потом снова посмотрела на Джессику. Понизив голос, она сказала:
– Правда, у него не было одного из этих ужасных обмороков. Это они лишили навсегда его каких-либо шансов. Тренер думает, что он слишком стар и должен уйти.
– Уйти? Он силен, как бык.
– Скажи это тренеру. – Люси тряхнула головой и подошла к дивану. Она взяла полотенце и повесила его на плечо. – Я не перенесу, если он не даст Коулу шанса. Вероятно, это будет последний год Коула, перед тем как сесть на скамейку. Так кончается карьера.
– Где он?
– Он пошел к себе переодеться. Сказал, что хочет пробежаться.
– Думаешь, он поймет, если я постучу?
– Уверена, что ты не будешь ему в тягость. Джессика подошла к спальне Коула и постучала.
– Коул? – позвала она мягко.
Никто не ответил. Дверь слегка скрипнула. Джессика смогла открыть ее и войти. В комнате было темно, кровать не смята. Джессика обошла кучу спортивных ботинок и полотенец. Тут она увидела Коула, поникшего на стуле, сжимавшего голову руками. Он не поднял головы, когда она снова позвала его по имени.
Джессика колебалась, не уверенная – оставаться ей или уйти. Уйти было бы проще всего, поскольку она не знала, что сказать, чтобы облегчить его боль. В такой момент она и сама не хотела бы слышать утешений. Все еще держа печенье, она приблизилась к Коулу, глядя на его поникшие плечи.
– Коул, извини.
Он не поднял головы. Джессика ощутила беспомощность. Что еще она может сказать? Вероятно, ей нужно остаться в стороне. А, может, он просто смертельно устал от надоевших ему людей и хочет побыть один.