Кропотливо собранные и внимательно изученные, эти скрытые от посторонних глаз записи-признания, тайные протоколы и речи разоблачили нацистских главарей как коварных, вероломных и беспощадных врагов всего миролюбивого человечества, как наглых агрессоров, использовавших для достижения своих захватнических целей только грубую и беспощадную военную силу.
Обвинение главным нацистским военным преступникам предъявили, развивали и поддерживали опытнейшие юристы – прокуроры четырех стран: от Советского Союза – нынешний Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко, от США – член Верховного суда Роберт Джексон, от Великобритании – генеральный прокурор Хартли Шоукросс, от Франции – министр юстиции Франсуа де Ментон. В течение всех 406 дней, пока шел суд, обвинителям приходилось не только доказывать, документально подтверждая, предъявленные преступникам обвинения, но и разоблачать их лживые увертки, а также отражать многочисленные попытки опытной и дружно действовавшей защиты, прошедшей школу нацистской судебной практики, извратить достоверное, выдать черное за белое, выгородить преступников, сваливая вину на других, прежде всего, уже мертвых, прибегнуть ко всем доступным трюкам, мешающим выяснению истины.
Слева от корреспондентов были посажены в два ряда на отгороженном заборчиком возвышении главари поверженной немногим более полугола назад фашистской Германии. Главный военный преступник, вожак этой шайки преступников Гитлер ушел от суда и заслуженной кары, трусливо покончив с собой в глубине мрачного подземелья – бетонированного логова под имперской канцелярией в Берлине. Там же прервал свою жизнь и главный лжец нацистского рейха Геббельс, умертвивший перед этим своих детей. Главный жандарм и палач «третьего рейха» Гиммлер покончил с собой, как мы видели, в маленьком доме в окрестностях Люнебурга. В нюрнбергской тюрьме повесился на оконной решетке «рейхсгезунд-хайгсфюрер» (имперский руководитель здоровья) генерал СС Леонард Конти, ответственный за чудовищные «медицинские эксперименты» над живыми людьми – заключенными концентрационных лагерей. Перед самым началом процесса его примеру ухитрился последовать главный надсмотрщик над нацистскими рабами, руководитель так называемого трудового фронта, учрежденного нацистами вместо старых, хорошо организованных немецких профсоюзов, Роберт Лей: он повесился на туалетной трубе.
Страх не только перед наказанием, но и перед необходимостью держать ответ за чудовищные преступления перед лицом всего мира толкал на самоубийство почти всех главных нацистских преступников, собранных в нюрнбергской тюрьме. У Геринга, доставленного в тюрьму с шестнадцатью чемоданами (один чемодан только с таблетками морфия), помощники полковника Эндрюса нашли целую банку сделанных под кофейные зерна капсул с цианистым калием. У Риббентропа обнаружили девять капсул с ядами, у Иодля – девять таблеток и две капсулы, у Кейтеля – до десятка различных таблеток, капсул с ядами, у Франка, Зейс-Инкварта, Функа, Фрика были найдены таблетки, капсулы или другие средства, с помощью которых они намеревались лишить себя жизни и тем самым уйти от возмездия.
На скамье подсудимых перед Международным военным трибуналом оказались пособники, помощники и подручные Гитлера. До самого последнего дня они разделяли его человеконенавистнические убеждения и стремления установить фашистское господство во всем мире. Огнем и железом прокладывали путь к этой бредовой цели, физически истребляя тех, кто сопротивлялся им, и тех, кто своим существованием мешал им очистить «жизненное пространство» для «расы господ». Заносчивые, наглые, беспощадные и самовлюбленные во время их господства, они сидели на двух скамьях, охраняемые солдатами американской военной полиции, стараясь быть как можно малозаметнее, производить впечатление мелкой сошки, ставшей несчастной жертвой злых людей или неудачных обстоятельств. Полковник Эндрюс был прав: это были посредственности, ничтожества, которые и выглядели на суде посредственностями и ничтожествами.
Лишь Герман Геринг, посаженный на самый правый край первой скамьи – преступники сидели справа налево в два ряда по степени их «важности», – пытался первое время разыгрывать из себя и на скамье подсудимых «второго человека» «третьего рейха», «наци № 2», своего рода преемника ушедшего на тот свет фюрера. Он даже хвастал: «Помимо Гитлера я был единственным человеком в Германии, который имел свою, не ограниченную никем власть», и пытался оспаривать у адмирала Дёница его титул «преемника фюрера», жалуясь на то, что лишь клевета Бормана и Геббельса заставили Гитлера лишить его, Геринга, обещанного ему права стать после смерти фюрера «первым человеком» «третьей империи» и «наци № 1». Правда, на вопрос о программе нацистской партии он сердито ответил, что не знает никакой программы. Почти так же он отвечал в свое время на вопрос о его убеждениях. «У меня нет убеждений, – гордо провозглашал он – Мои убеждения – Гитлер!» Геринг перестал вспоминать о своем месте в нацистской иерархии, когда обвинение развернуло перед Международным военным трибуналом чудовищную картину нацистских преступлений – массовых убийств, истязаний, расстрелов женщин и детей.
Рядом с ним сидел Рудольф Гесс – «третий человек» нацистской Германии, которого Гитлер назначил своим вторым преемником, если с первым – Герингом – «что-нибудь случится», и призвал германский народ «слепо верить» Гессу и «беспрекословно повиноваться» ему. Преданный фюреру, как собака, – он даже жил с ним в тюрьме, записывая под гитлеровскую диктовку евангелие нацистов «Майн кампф», – Гесс всюду следовал за Гитлером и, возглавляя аппарат нацистской партии, держал его в полном подчинении почти до того самого дня, когда в мае 1941 года – за полтора месяца до нападения гитлеровской бронированной орды на Советский Союз – совершил свой сенсационный полет в Англию, из которого вернулся четыре года спустя прямо в нюрнбергскую тюрьму. Как объявило тогда английское правительство, Гесс пытался установить контакт с герцогом Гамильтоном, которого встречал в Берлине и знал как сторонника сближения и соглашения Великобритании с Германией. Он намеревался, по английским сообщениям, передать герцогу предложение о немедленном заключении мира между обеими странами на условии предоставления Германии «жизненного пространства» в Европе, глазным образом, на Востоке и Юго-Востоке, взамен чего Берлин готов гарантировать продолжение существования Британской империи.
На суде он разыграл роль невменяемого, который полностью потерял память: не помнит ничего и никого – даже своих родителей, жену, сына. Он отказался отвечать на вопросы судей и обвинителей, предоставив своим защитникам выгораживать его. Это им не удалось. Документами и показаниями свидетелей была доказана его причастность к заговору против мира, к чудовищным преступлениям нацистов. Память Гесса, однако, вернулась, когда ему предоставили последнее слово. Он произнес типично нацистскую речь на уровне среднего пропагандиста, набитого шаблонными представлениями, затасканными фразами и пустой демагогией.
Его соседом слева был Иоахим Риббентроп, бывший министр иностранных дел, вероломный обманщик, интриган и провокатор, хваставшийся в кругу своих доверенных, что, выполняя волю Гитлера, «нарушил больше международных договоров, чем кто-либо в истории». Он подписывал акты о ненападении и давал заверения соседним странам, что их суверенитет не будет нарушен, часто с единственной целью – успокоить и обмануть жертву очередного нацистского нападения. Его знали в Берлине как карьериста, готового во имя достижения своей шкурной цели продать пли предать кого угодно и совершить что угодно. Даже Геббельс, который не отличался моральной чистоплотностью, считал Риббентропа «грязным интриганом». Задолго до крушения «третьего рейха» гитлеровский министр пропаганды сказал о министре иностранных дел: «Он купил свое имя (намек на то, что приставку «фон», означавшую принадлежность к дворянству, Риббентроп получил, уговорив дальнего бедного родственника или однофамильца «усыновить» его за определенную мзду), приобрел деньги благодаря женитьбе (намек на то, что Риббентроп женился на богатой наследнице торговца шампанским) и проложил себе путь в министры с помощью жульнических приемов».