— А-а, то-то я смотрю, сноровка у тебя. В отца значит. Зовут как?
— Александр.
— Выходит, Александр Николаевич. Ну, ну, работай, Николая Егорыча Аверьянова сын должен в первоклассные мастера выйти.
Он повернулся к Григорию и почувствовал, как мучительная отцовская жалость слезами подступает к глазам.
— Эк тебя скрутило, Гриша. Половина осталась… Пойдём куда-нибудь поговорим, или не можешь?
— Идите. Григорий Васильич, я сделаю, — сказал Сашок.
— Сделает, — с гордостью подтвердил Григорий. — Если так пойдёт, я его скоро бригадиром поставлю. Королём мотористов будет!
Отец и сын прошли в пустую конторку и сели рядышком на скамью. Многое хотелось им рассказать друг другу и о многом расспросить, но в эти первые минуты свидания всё смешалось в голове и всё казалось не тем самым главным, о чём следует поведать. Потом Василий Васильевич сказал:
— Что ж, Гриша. Вижу, постоял ты за всех нас… А я вам тут новинку одну привёз, интереснейшее, понимаешь, дело…
Кончился рабочий день, давно разошлись рабочие, уборщицы подмели цех и погасили свет, а старый и молодой Кораблёвы всё сидели в конторке. Старик чертил на клочках бумаги, самодельными чертёжиками подкрепляя устные объяснения. Сын вглядывался в рисунки отца, кивал головой и старался точнее схватить суть важного и остроумного усовершенствования, до которого додумались конструктора и рабочие на далёком Урале. Время от времени старик гордо спрашивал:
— Понял, какая от этого выгода? Понял, до чего тонко?
И тут же, увидев перед собою худое, бескровное лицо сына, подталкивал к нему распакованные и разложенные на столе гостинцы:
— Ты ешь, ешь!
В это время Сашок, окрылённый похвалой своего учителя и многозначительными словами старого Кораблёва, несся по улице на самокате и мечтал о том, что скоро его поставят бригадиром, а мать выйдет, наконец, из больницы, и он скажет ей, как глава семьи: «Вот что, мать, работать я тебя больше не пущу, отдыхай и поправляйся, моего заработка на двоих хватит».
Улица была пустынна, только один пешеход шёл навстречу Сашку, поскрипывая новыми сапогами. Поздняя вечерняя заря розовым светом освещала приближающуюся невысокую, но коренастую и ладно одетую фигуру подростка-бойца. Сашок резко затормозил и соскочил с самоката, завистливо разглядывая новенькое и хорошо пригнанное обмундирование, блестящие сапоги и ремни, щегольскую пилотку, надвинутую на одну бровь…
— Андрей Андреич! — вдруг вскрикнул он, роняя самокат.
Да, это был Андрей Андреич, его сверстник и приятель по школе, шутливо прозванный так за своё мощное сложение и недетскую силу. Это был Андрей Андреич, с которым они виделись в последний раз осенью на строительстве баррикад и о котором ребята говорили, что бедняга, верно, погиб, так как пропал без вести — в школу не явился, в аварийно-спасательный отряд не явился, а квартира заколочена. И вот он живой, невредимый — да и каким молодцом выглядит! Шутливое прозвище уже не произносилось, и Сашок спросил, замирая от уважения:
— Андрей, ты где же теперь?
Андрей обрадовался Сашку и по-приятельски тряс его руку, но отрапортовал гордо и даже хвастливо:
— В гвардейском гаубичном полку подполковника Жданова.
— Ух, ты! Как же ты попал?
— С осени служу, — важно сказал Андрей. — К медали представлен.
— За что?
— Было одно дело…
— А с возрастом-то как же? — мучаясь завистью, допрашивал Сашок. — Зачислили по всей форме или как?
— Ясно, по форме, разве не видишь? — небрежно ответил Андрей. Но желание похвастать удачей пересилило желание поважничать, и он рассказал, как однажды на улице его швырнуло воздушной волной, а проходившие артиллеристы подняли его и привели к себе «очухаться», как он подружился с ними и остался на батарее, сперва просто так, а потом заменил раненого подносчика снарядов и был — зачислен приказом…
— Ну, а ты? — спросил он снисходительно. — Всё в школе?
— Ещё чего! — огрызнулся Сашок. — В заводе я. Давно уже.
— Учеником?
Сашок презрительно повёл плечом и с достоинством обронил:
— Бригадиром. По моторной группе.
— Вот оно как! — удивился Андрей. — Это какие же моторы? Танковые?
— Всякие, — подчеркнуто туманно сказал Сашка. — Завод номерной, сам понимаешь…
Он был очень доволен, что не ударил лицом в грязь перед удачливым приятелем, но зависть всё-таки томила его. Уж очень молодцевато выглядит Андрей, и одет шикарно, и к медали представлен… А тут ещё под ногами самокат валяется, глупое ребячество!.. И повстречайся Андрей с другими ребятами, работающими на заводе, — они же скажут Андрею, что никакой он пока не бригадир, а так — «правая рука» четвёртого разряда…