— Мама! — крикнула Мария от двери, — мамочка, скорее затопи ванну, ставь чайник и приготовь чего-нибудь поесть!
Она сказала Мите как можно веселее:
— Раз пришёл солдат с фронта, надо его обмыть и покормить. А разговоры потом. Верно?
Митя посмотрел на неё, и впервые в его усталом лице мелькнуло прежнее выражение преданности. Но это выражение было странно сейчас и не удержалось.
— Да о чём разговаривать, — сказал Митя, — рассказывать — не поверите, а раз не поверите — к чему время тратить?
Она предложила:
— Вы полежите пока.
Митя беспомощно оглянулся:
— Куда же я лягу такой?
Она решительно принесла ему халат Бориса:
— Снимите с себя всё и выкиньте за дверь и завернитесь в это, пока не согреется ванна.
Побежала на кухню, налила в таз тёплой воды, поставила на пол перед Митей:
— Опустите ноги!
— Ну, зачем вы это… — пробормотал Митя, но послушно опустил ноги в воду и от удовольствия закрыл глаза.
Анна Константиновна сунулась было в комнату, но Мария не впустила её, плотно прикрыла дверь и тихо спросила:
— Ну, а теперь скажите мне, Митя, что с вами случилось? Откуда вы?
— Из окружения, — коротко ответил Митя.
— Боже мой… как же вы добрались?
— А всяко, — угрюмо сказал он. — Вы что хотите знать? Как в болоте валяются? Как сырые грибы жуют? Как умирают? Или роман с приключениями — «Двенадцать суток в тылу врага»?
— Знаете, Митя, даже в раздражении и усталости вы могли бы не говорить со мною таким тоном.
— Простите, — вяло откликнулся Митя и наклонился, ладонью растирая грязь на разопревших ногах.
— Вы голодны?
— Нет. — Он махнул рукой и поморщился. — Мне сейчас много есть нельзя. Попить — дайте.
Она принесла стакан чаю.
— А маскарад мой вы суньте в печку, там вши есть, — сказал Митя. — Что вы смотрите? Мы себя за окопников выдавали. Вот как вы были…
Помолчав, он вдруг спросил:
— Помните, как я вас тогда встретил?
Она молча кивнула.
— Противно?! — спросил он, отвернулся и коротко всхлипнул.
Мария поняла, что он не только устал, но жалок и противен самому себе и в таком состоянии не может ни смотреть на неё, ни разговаривать с нею по-прежнему.
— Нет, — сказала она искренне, потому что брезгливость уступила место всепоглощающей материнской жалости. — Нет, Митя, не противно, но страшно и больно… Если бы я могла помочь вам!
— А чем вы можете помочь? Сочувствием? Добрых намерений много. А получается… Ну, чорт с ним! Что об этом вспоминать. И так тошно!
Марию мучил вопрос, который она никак не решалась задать.
Митя откинулся назад, прикрыв глаза, губы его распустились, и отросшая борода не могли скрыть их обиженного мальчишеского выражения.
«Чепуха, — убеждала себя Мария, — не мог же он после двенадцати дней таких мучений не притти домой отдохнуть… Он же совсем ещё мальчик, и мне хочется обмыть, накормить и приласкать его, как Андрюшку… Он не привык… да и можно ли привыкнуть к болоту, к сырым грибам, к голоду?. Он пришёл отдохнуть — разве он не имеет права?..»
Мария вышла на цыпочках, унося с собою митины лохмотья. Она сунула их в топку ванной и без всякой брезгливости следила, как чадят и тлеют пропотевшие тряпки. На кухне Анна Константиновна жарила картошку и заправляла салат. У неё был всё тот же растерянный и виноватый вид.
— Ты что, мамулька?
— Не знаю, Муся… у него такой странный вид…
— Он из окружения, мама.
— Это правда?
— Что ты хочешь сказать, мама?
— Не сердись, Мусенька. Мне самой стыдно… Только… он не потихоньку пришёл?
— Ты боишься?
— Да! — воскликнула Анна Константиновна, — за него! Боюсь! Я дольше вас жила, Муся, я знаю, как легко сделать ошибку и как трудно потом исправлять.
Марии нечего было ответить. Разве её не томили те же сомнения?
Когда Митя вышел из ванной, в белой рубашке, открывающей покрасневшую от мытья тонкую шею, и от двери улыбнулся Марии, она снова устыдилась своих подозрений и повела его ужинать.
— Да вы и побриться успели?
— А как же? — воскликнул Митя. — Полный восстановительный ремонт! Анна Константиновна! Ну, что, похож я теперь на человека? А то вы перепугались до смерти, признавайтесь! Не то вор, не то бандит…
— Не то дезертир, — добавила Анна Константиновна.
Митя промолчал.
— Садитесь и ешьте. Чтобы всё было съедено, — сказала Мария.
Анна Константиновна хотела присесть к столу, но Мария глазами попросила её уйти.