Вдруг жёлтая ракета взлетела в небо за мостом, разбрасывая золотые искры. В её свете на миг чётко выступила из мрака конусообразная крыша вокзала.
Мария заметалась, бессильная что-либо сделать, как-то перехватить, погасить на лету эти предательские сигналы.
Стрельба донеслась до неё глухими ударами. В небе, споря со светом звёзд, замерцали огненные вспышки. Самолёт был невидим, но его путь угадывался по огонькам разрывов.
Снова взлетела за мостом ракета. Мария закричала: «Ракета!» — хотя её никто не мог услышать отсюда. Ей казалось, что, никто, кроме неё, не видит этих сигналов, и она всматривалась в темноту, надеясь уловить хоть какое-нибудь движение за мостом. Но темнота и расстояние скрывали всё.
Стрельба зениток стала громче, ближе. Противный дребезжащий свист падающей бомбы донёсся до Марии Дом покачнулся, на секунду крыша будто ушла из-под ног. Бомба упала в Неву, мельчайшая водяная пыль коснулась лица Марии.
— Опять ты, Смолина, на самую верхотуру залезла!
Иван Иванович стоял в слуховом окне. Мария обрадовалась ему, как родному.
— Снова две ракеты! Вон там! — сообщила она, подходя.
— Сколько этой сволочи ловят, а всё не переловят..
— Я бы их задушила!
— Поймать бы! А задушить охотники всегда найдутся.
Ещё бомба упала где-то далеко за мостом, было видно, как поднялся смерч обломков. Через минуту яркое пламя взметнулось к чистому небу и стала видна оседающая облаком пыль.
— Зажигалки, что ли? — спокойно сказал Сизов.
— Непохоже, — в тон ему ответила Мария.
— Где-то на Муринском, а?
— Мама там сегодня на дежурстве, — всё тем же спокойным тоном сказала Мария. — Где-то близко от них.
— А сынишка с кем?
— В бомбоубежище, в детской комнате ночует. Мироша с ним… — Помедлив, она заговорила, как ни в чём не бывало: — Знаешь, она такая смешная, Мироша…
Она пересказывала забавные истории об этой славной, суетливой женщине, а Сизов посмеивался и вставлял свои замечания, ехидные, но беззлобные. Разрывы сверкали теперь прямо над ними и вверху грозно гудел невидимый самолёт.
— А вот и зажигалки, — заметила Мария и продолжала рассказывать.
Как маленькие, блуждающие огоньки, мерцали тут и там ослепительно жёлтые растекающиеся костры, но они возникали и гасли, возникали и гасли, крошечные чёрные силуэтики, мелькая на фоне костров, изо всех сил боролись с пламенем, побеждали его и возвращали ночи её непроницаемость, и в судорожной поспешности их движений были единая воля и единый темп, объединявшие в эту ночь (как и во все предыдущие, как и во все последующие ночи) тысячи добровольных защитников города.
— Красиво! — со вздохом сказал Иван Иванович.
— Да… А я вчера письмо получила… от Трубникова.
— Ну, и что он хочет?
— Оно написано ещё с дороги. А шло месяц. Пишет, что здесь будет страшно, что будут бомбить.
— Спасайся, кто может?
— Вроде этого.
— Отвечать будешь?
— Посмотрю. Ответить, что уже страшно?
Она печально усмехнулась, а глаза её неотрывно следили за далёкой борьбой на Муринском, где пламя металось, билось и опадало, встречая со всех сторон ожесточённое сопротивление воды и человеческого упорства.
6
Мироша поднималась по лестнице между вторым и третьим этажом, когда где-то близко грохнула бомба. Мироша припала к перилам и прислушалась, но, кроме обычной трескотни зениток, ничего не услыхала. Она постояла, раздумывая, куда итти — наверх или вниз. Андрюша уснул в детской комнате, и сейчас ему ничего не нужно было. Хотелось сбегать домой, поесть и захватить молоко на утро для Андрюши. Доставать молоко было с каждым днём труднее, и она боялась — вдруг квартиру разбомбят, и пропадёт целая бутылка чудесного молока. Она побежала наверх.