Дьякон исчез.
Во время их разговора женщина пропадала куда-то и теперь возникла в дверях.
— Его нет!
— Нет? — переспросил военный. — Тогда бегом! Уходим!
Все выскочили в прихожую, старика вела женщина.
Военный быстро натянул шинель, нахлобучил фуражку.
— Сигналы остаются прежними, — сказал он Клешкову, — сроки тоже. Нас, конечно, будут искать, но, надеюсь, не сыщут. Через двое суток начинаем. До встречи.
Клешков выскочил во двор, за ним вышли и остальные. У ограды темнела кучка людей, слышался негромкий разговор. Когда Клешков подошел, один из молодчиков при дьяконе подал ему пальто и шапку.
— Бегом! — гаркнул дьякон. И сам первый пустился тяжеловатой трусцой. Кругом гудел и гнулся сад, абсолютная темнота обступала их. Шелест, шорох, треск сухих веток. По садам, среди бреха собак они уходили к окраине. Сады были, как леса. Клешков думал о Гуляеве, о том, как будет действовать Бубнич.
С утра мело. Холода и снег, неожиданные в в этих местах в начале ноября, опрокинулись на городок. С вечера эскадрон Сякина выступил. Движение это постарались сделать неприметным. Всадники группами и по одному съезжались к монастырю, во дворе его пристраивались к своим взводам. Гуляев, получивший задание быть при Сякине, ездил рядом с комэском, как привязанный. Бубнич появился около полуночи, перед самым выступлением. Он поговорил с Сякиным и обратился к эскадронцам с небольшой речью.
— Товарищи! — сказал он, оглядывая длинный строй всадников, по флангам которого стояли две тачанки. — Между исполкомом и вами были недоразумения. Возможно, что мы не смогли сделать для вас всего, чтобы отдых ваш после госпиталя был по-настоящему здоровым. Но вы сами знаете, товарищи, идет революция. Она вокруг — и среди лесов, и болот, идет в ранах, ошибках, в тифу, но идет! — Бубнич приподнялся на стременах. — И она требует от вас, от революционных бойцов, чтобы вы забыли все ошибки ее и обиды, она требует от вас пролить кровь и спасти ее, как вы это не раз уже делали! Она ждет вашей помощи, товарищи!
— Да-ешь! — заревели эскадронцы, и Сякин, секанув коня плетью, помчался по рыхлому снегу к дальним воротам монастыря, за ним по одному вытянулся эскадрон. По плану, принятому после сообщения Гуляева, эскадрон должен был обрубить одно из щупалец, охватывающих город: встретить и уничтожить обходный отряд Хрена. Тот самый, что должен был напасть на защитников города с тыла.
Шли несколько часов. Кони вязли в рыхлом и вязком снегу, всадники кутались в бурки. Метель неожиданно улеглась. Ветер шуршал в хвое сосен. Лесная тропа между болот выводила к широкой поляне. Последние всадники подъезжали к бугру. Сякин негромко отдавал приказы. Багровый шар солнца запутался в переплетениях голых ветвей. Лошади оставляли глубокие следы в снегу, и поляна казалась огромным бумажным листом, на котором были нанесены письмена какого-то неведомого народа гигантов. Всадники ежились от ветра. К Сякину и Бубничу подскакали разведчики.
— Выходят по болоту, — доложил один из них, парень с чубом цвета спелой пшеницы, выбившимся из-под кубанки.
— Много? — спросил Сякин.
— Сотни две, если не больше.
— Последи и докладывай, — сказал Сякин и, переждав глухой топот умчавшихся разведчиков, повернулся к Бубничу. — Что будем делать, комиссар?
— Лучше всего подождать, когда они скопятся на выходе из болота, и рубануть пулеметами, — сказал Бубнич. — А вы как считаете?
— Думаю, лучше бы их прямо на болоте резать, — сказал Сякин. — Трудно будет, коли они до твердой земли дойдут. В два раза превосходят.
— Поступайте, как знаете, — после минутного колебания ответил Бубнич, — вы тут командуете.
— Рази я? — дурашливо изумился всем своим костлявым лицом Сякин. — Вот не знал…
Бубнич оглянулся на Гуляева. В глазах Бубнича было столько беспомощности, что Гуляев тронул своего саврасого ему навстречу.
Бубнич отвернулся.
— Вы тут командуете, Сякин, — сказал он, — и только вы, запомните.
— Запомню, — пообещал Сякин, и что-то в его голосе насторожило Гуляева. — Взводный, — закричал он, — второй взвод! Гони сюда старшего.
Примчался на рыжем дончаке лихой казачина с пышными усами, отсалютовал шашкой.
— Ты пощупай их за бугром, — сказал Сякин, — мнится мне, шо они уже повылезли с того чертячьего болота. Коли так, не атакуй, а сообчи!
— Слухаю! — взводный умчался.
На поляне строился эскадрон. На вершину бугра выехали и развернулись за стволами могучих дубов обе эскадронные тачанки. Гуляев поглядывая на Бубнича, горячил коня. Сама идея посылки сюда эскадрона казалась ему опасной. Ни Сякин, ни его бойцы не вызывали у него доверия. Тем более, Сякин был озлоблен, и Бубнич это знал. Но перехватить бандитов у выхода из болота — было единственным возможным решением. Караульная рота была малочисленна, чоновцы не умели как следует стрелять. Все двенадцать верст по лесной тропе, которые проделал эскадрон, разбавленный милиционерами и чекистами, чтобы парировать именно тут удар повстанцев, Гуляев волновался. Он замечал, что волнуется и Бубнич, хотя тот внешне не подавал вида. Лишь желваки на скулах да быстрые взгляды, которые он бросал на Сякина, выдавали его беспокойство. И вот теперь наступал решающий момент. Еще тогда, когда Сякин без Бубнича поехал инструктировать разведку, Гуляев взглядом попросил разрешения следовать за комэском. Бубнич резким движением бровей запретил ему это. Теперь после слов Бубнича, Сякин мог делать все, что взбредет в его сумбурную голову. Гуляев ударил коня, тот прыгнул и мигом вынес его к фронту эскадрона.