— Первый и третий взводы — в резерв! — командовал Сякин. — Гони к тому клену, где комиссар товарищ Бубнич расположился, — ехидной улыбкой указывал Сякин. — Четвертый взвод — выдвинуться на взгорок и по команде — беглый огонь.
Около сотни всадников колонной по четыре двинулись по поляне в сторону одиноко стоящего под мощным кленом всадника. Остальные тронулись к бугру, у его основания начали слезать с коней, полезли наверх. Это были милиционеры и чекисты, самый надежный взвод. «Своих в резерве оставил, — думал Гуляев, спрыгивая с коня у изножия холма, — как захочет, так и решит». Вокруг него неторопливо взбегали на вершину холма и, раскидываясь цепью, пристраивались за ольховыми кустами милиционеры. По обе стороны крутой вершины у самых отлогих краев холма, стояли тачанки. Номера на них, цепко припав к пулеметам, следили сквозь прицельные прорези за кем-то на болоте. Кони, повернутые задом к трясине, жевали, изредка вздрагивали.
Гуляев сквозь кусты всмотрелся в пятнистое и кустистое поле впереди. Вдалеке, на том краю болота, темнел лес, а по кочкам передвигалась длинная змейка людей, и в самом конце лошади осторожно вывозили тачанку. Это было неожиданностью: считали, что у банды нет пулеметов.
Было слышно, как с глухим чавканьем прыгали с кочки на кочку идущие. Коней большей частью вели в поводу, но кое-кто ехал верхом. Трясина, то и дело проступавшая сквозь снежный покров, была в этих местах, как видно, неглубокой. Передние давно обошли холм, где ждали сигнала милиционеры, и были уже не видны из-за других лесных холмов. Все ближе чавкала грязь под сапогами и копытами. Лица притаившихся за кустами милиционеров были бледны.
Сзади зашуршал снег, Гуляев обернулся. На холм въехал Сякин во всей своей красе — в белой папахе, в распахнутой на груди венгерке, в красных галифе. Серый конь его резко выделялся на фоне темного переплетения кустов. «Что он делает? — в ужасе подумал Гуляев. — Его же заметят!»
В этот момент Сякин вырвал шашку, и блеск ее высоко полыхнул в лучах рассветного солнца.
— Огонь! — крикнул он, и оба максима на тачанках одновременно затарахтели. Змейка повстанцев на болоте сразу порвалась. Несколько человек в середине ее рухнули в черную воду, остальные кинулись в стороны, забарахтались в трясине. Кое-кто, присев, открыл огонь с колена, визгливо заржали лошади, заметались, высоко взбрыкивая передними ногами. Одна уже тонула посреди болота, и ржанье ее далеко разносилось вокруг.
— Тачанку, тачанку бейте! — высоким ломающимся голосом кричал Сякин.
Гуляев увидел, как поднимались на дыбы и падали кони у самого начала болота, оттуда тоже затарахтело, и заплясал огонь вокруг пулеметного дула. Вся цепь милиционеров и чекистов в кустах беглым огнем крыла разбегающихся и падающих бандитов. Те, на болоте, почти не отвечали. Многие завязли, соскочив, с тропы, многие пятились, пытаясь отстреливаться, но пулемет на дальнем краю холма сек и сек разбегавшиеся серые фигурки, а второй максим непрерывно слал очереди по тачанке бандитов. Ответный огонь на той стороне вдруг примолк и опять возобновился. Видно было, как зыбятся серые спины за щитком максима. Вскрикнул кто-то, Рядом с Гуляевым, раскинув руки, рухнул парень в кожаной куртке. Бандиты все точнее вели огонь. Гуляев подскочил к упавшему парню, выдернул из холодеющих рук винтовку. В конце концов, недаром же он получал призы по стрельбе. Четко уперев приклад в плечо, повел стволом. Вот он, горб бандита за пулеметом. Ствол максима бился в огненной лихорадке.