— Я родился в Австрии, там жили мои родители, — сказал переводчик.
— Ты, наверное, из князей или графов?
— Да нет. Мои родители имели среднее имение, бежали от большевиков: говорят, всех помещиков тогда расстреливали, а поместья сжигали.
— Чего же ты тогда пошел на службу к врагам родины?
— У меня нет родины, а немцы хорошо платят.
Полицай неодобрительно косо взглянул на переводчика, и тот замолчал. Кириченко не стала продолжать разговора, подумав, что полицейский может донести на нее, перевернет ее слова и обвинит в проведении агитации против немцев. Чтобы как-то загладить впечатление от своих слов, добавила:
— Ну что ж, можно служить и немцам, если хорошо платят, люди они, видать, культурные.
— Вот поэтому и я пошел в полицию, — сказал, словно оправдываясь, парень.
Вначале зашли в дом Евдокии Ивановны. Нестарая женщина с худым и бледным лицом изрядно перепугалась, увидев непрошеных гостей.
— Евдокия Ивановна, не верят вот, что я жила у тебя и только из-за гриппа ушла к Кувалдиным. — Этими словами Маруся подсказала полный ответ, и Глушко сразу же поняла.
— Я вас слушаю, — Евдокия Ивановна обратилась к переводчику, имевшему более начальственный вид.
— Вы знаете эту девушку? — переводчик указал взглядом на Марусю.
— Как же не знаю? Это Маруся Кириченко, она жила у меня, потом заболела и ушла к Кувалдиным.
— За ложные показания вы будете наказаны, — сказал переводчик.
— Я говорю правду, хоть перед иконой побожусь.
— Сколько дней вы не видели Кириченко?
— Да вот, только что, — заколебалась Глушко.
— Две ночи, пока я была у вас.
— Молчать! — закричал переводчик, его лицо залилось краской.
— Так и есть, две ночи не видела, — подтвердила Евдокия Ивановна.
Потом пошли к Кувалдиным. Татьяна Захаровна и Николай Максимович обедали. Увидев Марусю в сопровождении полицая и неизвестного мужчины, забеспокоились, засуетились.
— Здравствуй, Маруся, где же ты запропастилась, мы уж потеряли тебя.
— Две ночи у них вон пробыла, — Кириченко стрельнула лукавым взглядом в сторону полицая.
— Значит, вы подтверждаете знакомство с Марией Кириченко? — спросил переводчик.
— Знамо, подтверждаем, дочкой называли ее.
— Не лжете?
— Что вы, господин начальник. Отродясь никого не обманывали, — уверяла Татьяна Захаровна, крестясь.
— Мы люди верующие, представителей власти уважаем, ибо, как сказано в святом писании, всякая власть от бога, — подтвердил Николай Максимович.
После этих визитов, окончившихся для Кириченко лучше, чем она могла предполагать, ее вновь водворили в вонючую камеру и лишь вечером освободили.
Маруся забежала к Евдокии Ивановне, а потом вместе с нею — к Кувалдиным, со слезами на глазах расцеловала их и поблагодарила за избавление от верной смерти.
Через два дня Мария Петровна Кириченко встретилась с Сергеем Никитичем Ашихмановым.
— Дома… — чуть слышно выдохнула Мария, сняла цветастый платок, опустилась на снарядный ящик и вдруг разрыдалась.
Сергей Никитич понял, какой глубокий смысл содержался в этом коротком и простом слове, хотя тогда Маруся не рассказала ему об аресте немцами и как пережила тот случай.
Лишь позднее, когда закончилась Сталинградская битва, Маруся призналась Андрею Федоровичу Трушину в том, что арестовывалась и допрашивалась немецким офицером; горячо благодарила Глушко и Кувалдиных, которые, рискуя своей жизнью, подтвердили ее показания, поручились за нее.
— Почему же ты раньше не рассказала нам об этом? — с удивлением спросил Трушин: Маруся всегда была откровенной с чекистами.
— Боялась, — смущенно призналась Кириченко.
— Боялась? Чего?
— Что больше не пошлете к немцам.
— А если бы снова попалась к ним в лапы?
— Как-нибудь выкрутилась бы, — беспечно ответила Маруся.
При встрече же с Ашихмановым, успокоившись немного, Кириченко в тот раз передала ценные сведения о городской комендатуре немцев, о коменданте Леннинге, о карателях, участвовавших вместе с захватчиками в расправах над советскими людьми.
Она завела знакомства среди немецких и румынских офицеров и через них сумела добыть нужную информацию.
Вечером Ашихманов и Поль зашли к Василию Степановичу Прошину и доложили о возвращении Марии Кириченко.
— А где сейчас Заворыкина Мария Ивановна? — спросил Прошин, знавший, что она была направлена во вражеский тыл вместе с Кириченко.
— Она тоже выполняет задания по комендатуре; по словам Маруси, у нее все в порядке, днями должна вернуться.