Тоскливый крик болотной совы повторился, потом еще раз. Люди, не находя слов, переглянулись и приутихли.
VIII
Воскресенье в семье Тарасовых началось обычно. Глава семьи Николай Николаевич ни свет ни заря хлопотал в саду, наступила пора созревания вишни, малины и смородины. Исключительной же его заботой были пчелы.
Хозяйка дома Алевтина Алексеевна сходила в церковь, заутреню служил молодой священник, выпускник Московской духовной академии, за короткий срок покоривший прихожан своим недюжинным умом, могучим голосом и актерским красноречием. Она вернулась оттуда умиротворенной и тихой, поминутно посматривала на солнце — не пора начать печь гречишные блины?
Дмитрий, привыкший вставать рано и получивший первый в этом месяце выходной день, побрился и бесцельно слонялся по двору. Анечка, распахнув окно в сад, музицировала на пианино, подбирая на слух какой-то старинный вальс.
Часов в девять уселись за стол завтракать.
Помня обещание, данное товарищу, и предварительно сговорившись с сестрой, Дмитрий приступил к исполнению своей добровольной роли свата.
— Ну, мама, блины — объедение, — похвалил Дмитрий.
— А разве бывают у меня плохие? — спросила мать, тронутая похвалой.
— Сегодня особенные, прямо отменные.
— Дай бог, чтобы жена кормила тебя такими блинами. — Алевтина Алексеевна улыбнулась и подложила сыну еще два пышных, толщиной в палец, блина.
— Я пока буду ориентироваться на твои: это надежнее.
— Али не собираешься жениться? — спросил отец, кинув на сына насмешливый взгляд.
— Некогда, отец, некогда, — сказал Дмитрий. Он думал о том, как начать разговор о замужестве сестры. Но его начали мать и отец, сами не ведая о том.
— А вон у дружка твово, Прошина, видно, есть время на это, — кольнул старик.
— Он свою невесту нашел, а моя, наверное, еще не подросла, — спокойно проговорил Дмитрий, взглянув на Анечку, будто ища у нее поддержки.
— Это какую невесту он нашел? Уж не Анечку ли нашу? — Мать исподлобья посмотрела на сына и дочь.
— Именно ее, мама! — подтвердил Дмитрий.
— Мы с Анечкой говорили об этом, — продолжала Алевтина Алексеевна, — могу повторить: пусть Василий выбросит эту блажь из головы — Анечка музыкально одаренная девушка, ее ждет консерватория, Московская или Петроградская.
— Мама, никуда я не поеду! — решительно возразила дочь. — Мы любим друг друга…
— Любим, любим, твердишь, как попугай в клетке, — сама еще не понимаешь, что это такое. Рано этим забивать голову, — не сдавалась мать.
— Ну, мама, как ты не понимаешь? Быть любимой — это значит быть счастливой. Любовь — это сама жизнь! — горячо проговорила Анечка и смолкла, опустив взгляд. Глаза ее наполнились слезами.
— Любить и быть любимым — это, конечно, счастье, — поддержал Дмитрий. — Прошин — отличный парень, добрый, честный, справедливый.
— Разрисовал, хоть на божницу ставь. Анечке еще нет восемнадцати, рано ей думать о замужестве, — отрезал отец.
— Не рано! Я не могу жить без Василия! — воскликнула Анечка, и слезы полились ручьем.
— А ну, прекрати! — крикнул отец. — Распустила нюни! Пока ты под нашей опекой.
Анечка швырнула чайную ложку, выскочила из-за стола и убежала в свою комнату.
— Ну вот что — нашего согласия на брак Анечки и Василия не будет, — сказал отец, хлопнув широкой ладонью по белой льняной скатерти. — Так, мать?
— Так, так, отец, Анечке надо учиться.
— Смотрите не просчитайтесь, нынче не то время, — многозначительно проговорил Дмитрий, подойдя к окну и закуривая.
— Ты не пужай! Мы на своем веку не такое видывали. — Отец, чертыхаясь, подался во двор. За столом осталась одна Алевтина Алексеевна, тихо утиравшая слезы.
Утром, придя на работу, Дмитрий позвонил Прошину. Тот сразу же догадался о причине звонка и, отложив все дела, побежал к другу, их кабинеты были в разных концах здания.
Дмитрий поднялся ему навстречу, полол руку.
— Слушай, Василий, ни фига не получается, — начал он.
— О чем ты? — удивился Прошин, ждавший сообщения о разговоре Дмитрия с родителями, но такое начало сбило его с толку.
— О том самом. Вчера разговаривал с отцом и матерью, слышать не хотят: говорят, рано, ей надо учиться, — сказал Дмитрий, растягивая слова.
— И что же теперь? — тихо проговорил Василий.
— Мой совет такой: зарегистрируйтесь без их согласия, поплачут, поворчат — смирятся.