Елизар Клейменов, которого через несколько минут ввели в кабинет Прошина, остановился у порога и низко склонил лохматую голову.
— Садитесь, Клейменов, — предложил Прошин. Во взгляде и поведении Клейменова появилась покорность. «Вероятно, узнал о гибели главаря», — подумал Василий.
— Ну что, Елизар Никитич, намерены ли вы говорить правду?
— Да, гражданин следователь. Теперь уж терять нечего.
— Почему теперь?
— Время настало, всему приходит время.
— Хорошо. Расскажите, когда вы встретились с Недосекиным? Как оказались в банде? В чем считаете себя виновным?
Клейменов поцарапал густую угольно-черную бороду, пригладил ее.
— Вить это — длинная история.
— Ничего, я не тороплюсь, послушаю.
…Осенью семнадцатого года Елизар Клейменов дезертировал из армии и беспрепятственно добрался до Пачелмы, где жили его родители. Таких, как он беглецов, тогда было полсела, и волостные власти смотрели на них сквозь пальцы.
Когда пришла весть о победе революции в Петрограде, а вместе с нею — указание об уравнительном распределении помещичьих земель, отец и сын Клейменовы нацепили красные банты и вроде бы стали самыми активными проводниками распоряжений новой власти. Правдой и кривдой они увеличили и до того немалый земельный надел, обзавелись плугом и просорушкой. Казалось, все идет хорошо.
Однако укрепление советского строя, введение хлебной монополии, создание комитетов бедноты убеждало Клейменовых в том, что им от большевиков ждать нечего, послабления не будет.
Осенью двадцатого года Елизар Клейменов примкнул к «повстанческим армиям» Антонова, о котором был наслышан от верных людей.
В уездном городе Кирсанове он сошелся с Недосекиным, потом они породнились: его сестра Пелагея стала женой бывшего белогвардейского офицера и будущего бандитского вожака.
После разгрома антоновцев Елизар и Пелагея, не задумываясь, последовали за Недосекиным.
— А что мне оставалось делать? Другого пути у меня не было, — закончил исповедь Клейменов и попросил воды.
Прошин подал стакан, Елизар с жадностью выпил, его руки тряслись, и стакан звякал о зубы.
— Советская власть дала землю, а вы подняли оружие на нее. Как понимать это?
— Зачем мне земля, если каждое зернышко, каждая былинка, политая моим потом, не принадлежит мне? Все задаром отбирали.
— Отмена хлебной монополии и введение продразверстки не образумили вас?
— Нет, не образумили. Только беднота вздохнула с облегчением. Чего можно было ждать от власти, если объявили нас злейшими врагами советского строя?
Клейменов, не читая, подписал протокол.
— Прочитайте, — предложил Прошин.
— Надо ли? Вам незачем писать лишнее, а мне уже нечего терять. — И все же Клейменов взял протокол и, шевеля губами, шепотом прочитал его: читать про себя он не умел.
12 декабря 1922 года уездная газета «Известия» напечатала подробный отчет о «Процессе 94-х».
«Выездная сессия Пензенского губревтрибунала в здании бывшего Высшего начального училища в городе Нижнем Ломове более десяти дней слушала дело по обвинению Недосекина, Муленкова, Шварева, Китаева, Юрина, Валентинова и других в числе девяноста четырех человек, обвиняемых в бандитизме и укрывательстве бандитов», — говорилось в статье.
Председатель суда зачитал обвинительный акт, в котором были перечислены тягчайшие преступления, совершенные подсудимыми: разграбление Титовского отделения губсоюза, Студенского винзавода, Калиновской просодранки, убийство сотрудника Пензенской ЧК Шешурина, нанесение ран сотруднику губчека Варламову, многие бандитские налеты, ограбления и убийства граждан на дорогах и в населенных пунктах.
Перед судом прошли сотни свидетелей, рассказавших о жутких преступлениях участников банды.
На седьмой день процесса была допрошена вдова бывшего председателя Выглядовского сельсовета Дубова. Немолодая, убитая горем женщина, еще не снявшая траур по мужу, с трудом могла говорить.
«Моего мужа на наших глазах мучали всю ночь. Истыкали штыками и кинжалами, приводили в чувство и снова продолжали пытки. Он до рассвета пролежал в луже крови и умер, не приходя в сознание…»
Характерный диалог состоялся между председателем суда и подсудимым Валентиновым.
— Подсудимый Валентинов, объясните, как вы стали бандитом? — спросил председатель, отрываясь от просмотра бумаг.
— Я защищал себя, свои принципы, честь моего сословия.
— Какого сословия именно?