Чем дальше мы едем, тем отчетливее становится мысль. Растворяется во мне, как через несколько часов растворится ночной сумрак. За нами едет машина. Сначала фары похожи на светлячков, но по мере приближения превращаются в яркие луны. Я представляю, что за нами гонится Дэвид. Значит, все получится.
Марри
Флора отказывается отходить от матери.
— Идите с ней, если хотите, — предлагает медсестра.
Врач протягивает руку Флоре, но та утыкается в плечо Джулии.
— Это правда необходимо? — спрашиваю я, когда мы входим в кабинет врача.
— Если есть следы… — она беззвучно артикулирует «насилия» поверх головы Флоры, — то полиция должна об этом знать. Тогда они возбудят уголовное дело. А Флоре придется пройти курс у психолога.
Голос у врача тихий, легкий, точно паутинка. Невесомый и неслышный.
— Она глухая, — объясняю я громко. — И не слышит, о чем вы говорите.
На секунду докторша закрывает глаза.
— Мне нужно проверить, был ли влагалищный контакт. Травма. Повреждения. Мы сделаем снимки. Возьмем мазок. — Теперь она говорит громко, отрывисто. Решительно.
— Никогда, — заявляет Джулия. — Дэвид никогда бы не тронул Флору.
Дэвид обижал тебя, Флора? — показываю я.
Дочка лежит на белой кушетке в больничном халатике. Ей пришлось раздеться, стоя на стерильной пластиковой простыне, — на случай, если выпадут какие-нибудь улики. Одежду положили в пакеты и наклеили на них этикетки. Даже куклу у нее забрали.
Он тебя обижал? — показываю снова.
Флора качает головой и отвечает: Ты сказал не уходить с лодки, но мне стало скучно. Дэвид нашел меня на улице.
— Видишь?! — радуется Джулия. — Он ее не похищал!
Я обнимаю ее. Она не говорила, что снова хочет быть со мной, но и не утверждала обратного. Она все еще немного верит в невиновность Дэвида.
Флора со слезами на глазах ложится на кушетку. Выходя из комнаты, я вижу, как ее ручки чертят: Прости меня.
Врач приступает к работе. Мне там больше не место.
Через двадцать минут педиатр приглашает меня в кабинет.
Флора сидит на коленях у Джулии. Она посасывает леденец, но усталые глаза то и дело закрываются, а голова клонится вперед.
— Мистер и миссис Фрэнч, у меня хорошие новости. (Джулия не поправляет врача по поводу фамилии. Добрый знак.) С вашей дочкой все в порядке. Единственное, от чего она страдает, — от чувства вины из-за того, что ушла с лодки без разрешения. В остальном все прекрасно. Я попрошу детского психолога поговорить с ней. Чтобы окончательно убедиться.
Мы с Джулией дружно киваем. А я уже и не помню, когда мы были в чем-то согласны.
Эд ждет нас у входа в отделение.
— Ты здесь как дядюшка Эд или как инспектор уголовной полиции?
После того как я узнал, что Флора жива и невредима, в моем голосе появились новые нотки. Нотки надежды, первый ее проблеск за долгие месяцы печали. Вдруг у меня, как от яркого света, начинают слезиться глаза.
— И то и другое, — отвечает он. — Поэтому я советую всем пойти домой. Вместе.
Эд оглядывает мою семью. Пока мы занимались Флорой, он присматривал за Алексом.
— Пап, а я ехал в полицейской машине! И дядя Эд дал мне поговорить по рации! — Я ерошу ему волосы, и Алекс возмущенно отпрыгивает. — Ну пап!
— Кстати, о машинах, — оборачиваюсь я к Джулии, — твоя и «лендровер» Мэри все еще у… — Не знаю, как сказать. Мне не хочется даже произносить его имя. — Надо бы забрать их…
— Завтра, — отвечает Джулия.
Она закутывает Флору в свое пальто. Дочь уже спит, вцепившись в мою шею.
Эд предлагает нас подбросить домой, хотя, честно говоря, я не знаю, где теперь мой дом.
Камень угодил в лакированный столик, на котором стояли лампа и ваза. Услышав звон разбитого стекла, Дэвид резко обернулся. Флора не пошевелилась. Она стояла спиной к окну. Швыряя булыжник, я боялся ее задеть, но как-то же нужно было проникнуть внутрь. Вряд ли Карлайл гостеприимно распахнет передо мной дверь. Флора что-то рассматривала — фотографии, наверное, — и только когда я, обмотав руку курткой, выбил остатки стекла, она повернулась ко мне. Я запрыгнул в окно, ударившись головой о каменный карниз.