Подростки перебрались в новую семью, но наша связь не прервалась. Мы частенько видимся. Кроме того, по выходным они теперь навещают свою несчастную мать. Я верю, что все у них сложится хорошо.
— Хорошо, — произносит Марри, наливая себе в стакан воды. Не знаю, что он имеет в виду — еду, подростков или нас? — Звонила Шейла. Есть новости.
После смерти мамы Марри заявил Шейле, что отказывается от дела Карлайла. И принялся ждать, когда она прикажет ему убираться из конторы. Но вместо этого Шейла приказала ему взять отпуск по семейным обстоятельствам. Наверняка израсходовала весь отпущенный на ее долю запас сочувствия.
— Ну?..
— Мне предложили стать партнером.
— Ого! — сдержанно говорю я. — Но?
— Никаких «но». Дик Порше уволился. Укатил с девушкой своей мечты в Сидней. И в понедельник я переберусь в кабинет с видом на город.
— Не знаю, как ты объяснил Шейле, почему отказываешься от дела, убедив при этом, что умеешь работать.
Марри смотрит на меня поверх стакана с водой. Я больше не боюсь его запоев, перепадов настроения, скандалов. Все в прошлом.
— Шейла все поняла.
Я не уточняю, что это значит. Вдруг вспоминается письмо, которое пришло, когда мы вернулись в Или. После ужина я отыскиваю его.
— Смотри, что пришло. — Достаю из конверта листок, провожу пальцем по подписи Марри. Она удостоверяет, что он получил мое заявление о разводе. И согласен.
— Ну, ты же хотела этого, — говорит он, открывая кран и начиная мыть посуду. — Вот я и подписал.
— Нет, я не хотела этого. Но мне ничего другого не оставалось. Я сделала это ради себя. Ради детей. — Смотрю на Марри и не могу удержаться от смеха. — Эй, Марри!
Он оборачивается, и я киваю на новую посудомоечную машину.
— Старые привычки неискоренимы, да? — смеется он.
— Точно.
Подхожу, закрываю кран и обнимаю Марри за шею.
Когда он все-таки возвращается к грязным тарелкам, я рву документы на развод и бросаю их в мусор.
Весна принесла в мир краски и надежду. Маленькие ростки нарциссов выпустили сияющие желтые побеги, а на ветках набухли душистые почки. Небо без облачка.
— Папа, смотри! — Алекс запускает бумажный самолетик. Это его подарок бабушке. Мы пришли навестить маму.
Кладбище расположено в полумиле от Уизерли. Оставив машину в деревне, мы неспешно двинулись дальше пешком. Дети с Мило бежали впереди. Когда показались надгробия, пес вдруг присмирел, стал жаться к моим ногам. Я взяла его на поводок. Мы недолго постояли у могилы, потом заменили цветы, дети положили принесенные бабушке рисунки, а Алекс запустил свой самолетик.
— Подождите меня здесь, — прошу я.
Марри кивает. Он знает, кого я еще хочу навестить. У могилы я опускаюсь на колени и рассказываю Грейс, что одноклассники разбили у школы небольшой сад в память о ней.
— Тебя помнят, — шепчу я, опускаю на могилу цветы и возвращаюсь.
Марри снимает с себя шарф и обматывает мою шею:
— Ты дрожишь. Знаешь, нам всем нужно отдохнуть. Как насчет пасхальных каникул? Может, съездим куда-нибудь?
— Давай, — соглашаюсь я. — Но… суд, ты помнишь.
Дэвиду предъявлено обвинение в похищении Флоры, правда, серьезное наказание ему не грозит, поскольку никакого вреда нашей дочери он не принес. Но Эд по-прежнему уверен, что Дэвид виновен в смерти Грейс, и жаждет доказать это. Если у него получится собрать против Дэвида серьезные улики, то из тюрьмы тот выйдет очень не скоро.
— Заметила, как Алекс вытянулся за последние недели? — спрашивает Марри. — Парень быстро взрослеет.
Флора оглядывается на нас, желая что-то сказать.
Где бабушка? И дедушка?
Проворные пальцы словно касаются моей души.
Все повторяется. Меня как будто отбросили на двадцать пять лет назад, когда на первом занятии в детском саду я нарисовала отца, которого у меня никогда не было. Марри с Алексом уходят вперед, свистнув Мило.
— Ох, Флора, — говорю я, взяв ее за плечи.
Она улавливает свое имя в дыхании ветра и смотрит на мои губы, хоть и не умеет по ним читать. Я рассказываю ей о том дне, когда мама запретила упоминать о моем отце, о том, как я расстроилась, но научилась жить с пустотой в сердце. Я так мечтала, чтобы у меня был папа.
Разве у меня нет дедушки? — показывает Флора.
Нет, — отвечаю я.
Она выглядит растерянной.
Я никогда не знала своего отца, то есть твоего дедушку. А папин папа давно умер.
Я прижимаю ее к себе. Как бы мне хотелось хотя бы один-единственный день провести с отцом, показать ему детей. Он бы гордился ими. Но мама умерла, и этого уже никогда не случится.