– Каждый день вы обязаны начищать ящик подшипников.
Офицер показывает на ящик с измазанными в грязном масле металлическими шариками, который ассистенты капитана, два нарядных ефрейтора, оба, без всякого сомнения, отпрыски хороших фамилий, водружают на длинный рабочий стол.
– Держите этих голубчиков в ежовых рукавицах. – И презрительно косится на солдат в испещренных пятнами замасленных комбинезонах, с чумазыми, плохо выбритыми лицами, с растрепанными волосами, по виду – мелких жуликов.
Когда капитан с его свитой уходит, Мермоз заглядывает в ящик с тремя десятками металлических изделий.
– И это все, что нужно за сегодня сделать?
– Сержант, работы тут выше крыши, – лениво произносит один из солдат.
Ему вторит другой, и тон его комментария намеренно снисходительный:
– Вы ведь понятия не имеете, что это за детали. Вы, летчики, ничего в этом дерьме не понимаете, вы же рыцари на белых конях.
И слышатся смешки. Через секунду они стихают. Ровно через то время, которое Мермоз тратит, чтобы грохнуть по столу кулаком, да с такой силой, что ящик подскакивает и шарики картечью бьют по людям.
– Да я накостылял по шее куда большему числу недоумков, напивался вдрызг чаще и выгреб куда больше дерьма, чем все вы, вместе взятые!
И стреляет в них взглядом, и все вдруг вытягиваются в струнку, неподвижные и молчаливые.
– Когда вернутся адъютанты капитана, этот ящик должен сверкать, как будто там бриллианты. – И смотрит на них так мрачно, что никто и пикнуть не смеет. – Давайте проясним ситуацию. Нас – и вас, и меня – засунули в эту задницу. И мы будем делать то, что должны делать, – и вы, и я, – но будем это делать по-моему.
И смотрит на унылые лица солдат, на которых читается, как же им обрыдло возиться с грязью, на лица, огрубевшие от отсутствия желаний и от наказаний.
– Несмотря на всю ту лапшу, что вы вешаете на уши капитану, а он ее глотает, мне-то прекрасно известно, что с таким количеством материала за день справятся четверо-пятеро, причем не торопясь. Вас здесь шесть человек, так что один из вас может спокойно отдыхать, почесывая яйца хоть целый день. Но этот отдых ему придется заслужить.
– Как?
– Погодите секунду, сейчас скажу.
Он идет к своему шкафчику и возвращается с колодой карт и фляжкой коньяку.
– Каждое утро мы по полчаса будем играть в покер, на гайки. Если кого-то застукаю на жульничестве – ноги переломаю. Тот, кто за полчаса наберет больше всего гаек, будет освобожден от работы на весь день да еще в придачу и коньячок получит.
У солдат от изумления распахиваются глаза.
– Да здравствует сержант! – раздается вопль одного из солдат.
В этот первый день выиграл некто Бискарросс, наполовину цыган. Остальные взялись за работу.
Когда вечером явился капитан со своими двумя манекенами, вроде как помощниками, все детали сверкали как новенькие. Но изумление его только возрастает, когда следующим утром он замечает, как шестеро солдат Мермоза первыми покидают столовую после завтрака и так споро шагают в свою мастерскую, что чуть ли не вприпрыжку бегут. Капитан так и остается в глубоком изумлении, увидев их внезапное искреннее стремление вовремя явиться к месту прохождения службы в первый раз за все время прохождения этой самой службы. Все шестеро выстраиваются в идеально ровную шеренгу и уважительно приветствуют своего сержанта, как только он подходит. Капитан глядит на это зрелище с открытым ртом.
Но даже после того, как он укрывается в редуте чистильщика подшипников, в покое его не оставляют. Пеллетье удается навесить-таки на него несколько арестов по таким поводам, как недостаток военной удали при приветствии старшего по званию или неопрятный внешний вид. Глядеть на Пеллетье и не иметь возможности врезать со всей дури по его жалкой роже кулаком – сильнейшее испытание для нервной системы, но он твердо знает, что следует делать. Терпеть, сдерживать гнев, сопротивляться, позволить листкам календаря падать один за другим.
Дни проходят, партии в покер разыгрываются. И в один прекрасный день – уже все позади.
Утром он надевает на себя белую гражданскую рубашку и костюм, что едва на нем сходится – такие у него теперь широкие плечи. В каптерке он сдает портупею, сапоги, форму, комбинезон в пятнах, сержантские нашивки… Капрал взамен протягивает ему расписку в получении. В узелке одежды остаются четыре года его жизни.