Он направляется к воротам. Ротные казармы, актовый зал, склад провианта, технические склады… все это уже чужое. А когда он подходит к бело-красному шлагбауму у входа, в поле его зрения попадает тощая фигура, тоненькие усики, хищные глазки. Пеллетье останавливается в нескольких метрах от него, и Мермоз расплывается в улыбке. И эта улыбка перерастает в тот самый фирменный громоподобный смех, когда он ощущает себя властелином мира. Он смеется и не может остановиться.
Пеллетье сжимает зубы, опускает голову и, посрамленный, идет прочь. С гражданским, смеющимся ему в лицо, сделать он ничего не может.
Мермоз приближается к воротам. Сзади слышится чей-то голос, и он оборачивается.
– Сержант-пируэтчик!
К нему идет Бискарросс, а также остальные парни из мастерских, все в грязных комбинезонах и с плутовскими лицами.
– Ребята, включайте голову. Сидите тихо, не высовывайтесь, и скоро будете уже дома.
– Сержант…
– Я вам не сержант! Теперь я Жан.
– Жан, мы только хотели вам сказать, что… мы считаем, что вы – один из нас!
И он благодарит, хотя и не знает, что это – комплимент или предостережение.
Не теряя ни секунды, проходит пост – за порогом его ждет жизнь. Пару раз оборачивается на ходу, убеждаясь, что с каждым шагом ворота части делаются все меньше.
Приходит в город, жмет на кнопку звонка у двери Сесиль. Она открывает дверь, на ней сандалии и ожерелье из кораллов, больше ничего.
– Я в Париж еду.
– И я с тобой.
Вытаскивает из-под кровати чемодан. Подходит к комоду, выдвигает верхний ящик и начинает швырять в чемодан чулки и панталоны.
– Сдается мне, что тебе все ж таки имеет смысл что-нибудь накинуть на себя перед дорогой.
Глава 17. Крёз (глубинка Франции), 1925 год
Тони ведет служебный автомобиль, скромный «Сигма-Зедаль», по извилистому шоссе, на которое недавно стал падать снег. Снег обладает свойством вызывать призраки, так что ему то и дело видится Лулу: она идет по сверкающей белизне снежного поля. И ему приходит на память одна фраза, оброненная как-то странником по имени Торо: свет, что нас ослепляет, – наша тьма.
Несколько месяцев назад, найдя новую работу и покинув тот чулан в Тюильри-де-Бурлон, он ощущал несказанное облегчение. Работа торговым представителем машиностроительной фирмы «Заурер» позволяет колесить по разным департаментам Франции, иметь в своем распоряжении служебное авто, гарантированную зарплату в двенадцать тысяч франков годовых и комиссионные с продаж до двадцати пяти тысяч.
Ему бы хотелось работать летчиком, но еще слишком мало линий авиасообщения, настолько стабильных, чтобы обеспечить работой всех желающих, – им достаточно очень небольшого числа пилотов. По крайней мере, новая работа стала его спасением, не позволив ему задохнуться в четырех стенах конторы.
Только что он побывал на транспортном предприятии под Лиможем. Приняли его любезно, но особого интереса не проявили, едва выслушав заранее заготовленную речь о достоинствах грузовых автомобилей «Заурер». Их грузовики хороши, спору нет, но явно не из дешевых. Он пытался объяснить, в чем их преимущества, но никто не хочет знать о преимуществах товара, всех интересует только его цена.
Добравшись до Гере, места расположения его штаб-квартиры в те недели, когда он колесит по департаменту Крёз, он заходит в номер гостиницы «Гранд-Отель-Централь», бросает шляпу на стул и, уставший, валится на постель. Несмотря на громкое название «Гранд-Отель», это не более чем маленький захудалый отель, ничем не отличающийся от других дешевых гостиниц, в которых ему приходится останавливаться в разъездах по центру страны. Глядит в окно – и площадь Бонньо кажется ему малюсенькой.
Деревья – метлы…
На рецепции сказали, что писем для него нет, он огорчен. Письма либо вытаскивают его из омута меланхолии, либо окунают в него с головой, что тоже некая встряска. Порой ему пишет Шарль Саллес, но чаще всего – мама и Рене, сестра его друга Бертрана де Соссина. Она пишет ему сердечные письма подруги, искренне интересующейся его жизнью, а он называет ее Ринетт и очень с ней вежлив. Нежно просит писать ему как можно чаще. Рене он не любит, зато любит любовь. В промозглом провинциальном одиночестве письма – уютные теплые одеяла, в них можно согреться.