– Он хотел знать, почему ты в последнее время в школу не ходишь.
Марта вздохнула.
– Я все это время твои письма читала, – призналась она. – Они у тебя по всей каюте валяются, а ты сама в них даже не заглядываешь.
Эти письма служили для Ненны связующим звеном не только с сушей, но и с ее прошлой жизнью. Все они почти наверняка были из Канады, от ее сестры Луизы, которая, скорее всего, сообщала о том, что намерена «встряхнуть» кое-какие старые знакомства, когда проездом окажется в Лондоне, или о том, что хорошо бы подыскать подходящую семью для «очень милого австрийского мальчика», не намного старше Марты, отец которого, кажется, граф, однако занимается каким-то крутым импортно-экспортным бизнесом; а может, Луиза пыталась вспомнить «одного чудесного человека», близкого друга кого-то из ее друзей, у которого в жизни была «очень, очень печальная история». Кроме писем от Луизы там, конечно, нашлась бы и парочка счетов, вряд ли больше, потому что кредитов Ненна никогда не брала, а также, возможно, открытка от какой-нибудь школьной подруги, начинающаяся словами «Спорим, ты меня не помнишь», и несколько листовок, призывающих участвовать в благотворительности – эти листовки отец Уотсон постоянно рассылает даже по таким малообещающим адресам, как баржа «Грейс».
– От папы что-нибудь есть?
– Нет, мам, это я в первую очередь проверила.
Что ж, больше тут и сказать было нечего.
– Ох, Марта, голова у меня просто раскалывается. Печеные бобы в таких случаях – самое оно.
На камбуз спустилась Тильда, мокрая с головы до ног и прямо-таки черная от грязи.
– А Уиллис мне рисунок подарил!
– И что там нарисовано?
– «Лорд Джим», а еще разные чайки.
– Тебе не следует принимать такие подарки.
– Ой, так я ему один рисунок уже обратно отдала.
Оказалось, что Тильда ждала на «Дредноуте» прилива, чтобы посмотреть, сколько воды попадает внутрь в месте основной протечки. Она сообщила, что вода в каюте поднялась очень высоко, почти на высоту койки Уиллиса, чуть одеяла не замочила. Ненна была искренне огорчена этим, и Тильда попыталась ее успокоить:
– Ну, мама, ведь при отливе вся вода непременно уйдет! Хотя Уиллису придется показывать судно покупателям только во время отлива, а потом быстренько уводить их на берег, пока снова прилив не начался.
– Вообще-то, он мог бы его немного и подремонтировать, – заметила Марта.
– Нет, сама Судьба против него ополчилась, – решительно заявила Тильда. Затем проглотила пару ложек печеных бобов, положила голову на стол и мгновенно уснула. Впрочем, купать ее все равно было нельзя: грязную воду разрешалось спускать только во время отлива.
А сейчас как раз набирал силу прилив. Туман рассеялся; видневшаяся на северо-востоке, на Лотс-роуд, электростанция выпустила из четырех своих фантастически огромных труб длинные перья жемчужно-белого дыма, и теперь этот дым медленно стекал на землю, приобретая неприятный бурый оттенок. Ярко горели береговые огни, а у самого берега на поверхности широкой полосы воды то и дело возникали многочисленные воронкообразные вихри, выдавая местонахождение тех предметов, которые река оказалась не в состоянии скрыть. Если бы на старой Темзе по-прежнему жили ремесленники и осуществлялся торговый обмен, если бы лодочники по-прежнему получали неплохой приработок, обчищая карманы утопленников, то близился бы как раз их час. И словно усугубляя драматизм сцены, по прозрачному темно-фиолетовому небу плыли и плыли в вышине тяжелые осенние облака.
После ужина они еще немного посидели при свете очага. Ненна страдала от неприятной необходимости все-таки написать Луизе, которая была замужем за успешным бизнесменом. Письмо она начала так: «Дорогая сестренка, скажи своему Джоэлю, что для моих девочек неплохим образованием является уже одно то, что они живут и учатся в самом центре британской столицы, причем на берегу той великой исторической реки, что пересекает весь Лондон…»
Глава вторая
Тильда торчала на верхушке мачты. Да, на «Грейс» была пятнадцатифутовая мачта из почерневшей сосны, укрепленная в табернакле, так что легко опускалась на палубу в те времена, когда баржа еще курсировала между Ричмондом и морским побережьем, проплывая подо всеми двадцатью восемью мостами. Бизань и шпринтов на «Грейс» отсутствовали, да и имеющаяся фок-мачта вовсе не предназначалась для того, чтобы на нее забираться, но Тильда все-таки забиралась и подолгу сидела «на верхотуре», хотя сидеть там было явно не на чем.
Марта, не менее храбрая и решительная, чем сестра, тоже иногда залезала на мачту и, повиснув примерно на фут ниже Тильды, читала вслух какой-нибудь комикс-ужастик. Но сегодня Тильда оказалась там одна, как всегда оглядывая сверху окрестности и следя за постоянно кренившейся палубой, угол которой менялся в зависимости от того, провисали или натягивались швартовы. С верхушки мачты отлично просматривался и равнодушно-бездейственный берег, и полные тайн воды реки.