- А может оно бы не останавливалось, если бы кто-то не ел так много? – Катарина резво спрыгнула с дерева, увернулась от полотенца кормилицы, которым та попыталась стегнуть проказницу пониже спины и побежала к дому. Подниматься по ступеням она не стала, а пошла вдоль стены к окнам кабинета, стараясь ступать как можно тише, что бы подслушать, что скажет её опекун грамматику.
- …Но, эволий Испид, девочка тянется к знаниям, и я могу дать ей больше…
- Я что-то не припомню, грамматик, чтобы спрашивал Вашего совета, в вопросах воспитания и судьбы моей подопечной! Это не обсуждается – я более в ваших услугах не нуждаюсь! – советник с нескрываемым раздражением изогнул надменно бровь и продолжил, - До праздника Высокого лета Вы должны завершать свои дела в поместье и искать новое место. Я видел дерево, сомнений нет, Катарина и Гелия вскоре отправятся в храм Доброй Богини, если же цветы не распустятся, в чем я очень сомневаюсь, то Кат уже подобран жених, а её наперсница станет аматой для благородного эволия, что есть счастье при её происхождении.
- Нет-нет, высокородный, я не пытался даже оспорить Ваше мнение, - Кальвий замотал головой, - разрешите лишь остаться ещё на время, я хотел бы отобрать книги для Катарины, что пригодятся ей в дальнейшем.
- Что ж, девочка вольна забрать с собой в новую жизнь все, что ей угодно, из этого дома. Вы – свободны. И позовите Катарину!– показывая, что беседа завершена, Ирт склонился над письмом, что писал до прихода грамматика.
Старик поклонился советнику и вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Кат же, стараясь ступать как кошка, неслышно и плавно, стала пробираться к лестнице и оказалась у входа как раз в тот момент, когда Кальвий вышел из дверей ища её. Он был расстроен, это сразу бросилось в глаза – скорбная складка на лбу, поджатые губы, трясущаяся белая борода:
- Катарина, девочка моя, тебя зовёт к себе эволий Испид, немедленно и, боюсь, что новости у него нерадостные…иди же! Не мешкай.
Девушка кивнула и побежала в сторону кабинета, остановившись перед дверью, она выдохнула, расправила платье и, опустив глаза, вошла.
Опекун, сидевший за столом, продолжал что-то писать, не обращая внимания на неё. Кат молчала, так как говорить первой со старшими, для воспитанной эволии, было дурным тоном. Глаза она всё-таки подняла, начав рассматривать Ирта. Это был мужчина порядка сорока лет, высокий, с кожей оливкового цвета, каштановыми волосами, собранными в низкий хвост, с длинным узким носом, что делал его похожим на хищную птицу, и янтарно-жёлтыми глазами, именно такой цвет имело рвотное зелье, что давали людям при различных отравлениях. Глядя на эволия она в который раз пришла к выводу, что он уж точно был ей не отец, ни капли сходства не наблюдалось в их чертах. Она была маленького роста, с молочно-белой кожей, рыжими с красным отливом волосами и голубыми глазами. В свои почти шестнадцать лет фигурой была похожа на юношу, не имела округлостей в нужных местах, правда, совершенно этому не печалилась. Сказать по правде, она даже не думала о мальчиках, и если Гелия уже целовалась как-то на ярмарке с сыном торговца тканями, то у Кат сама мысль об этом вызывала отвращение.
Ирт отложил письмо и поднял голову, он оценивающе рассматривал девушку несколько мгновений и, ей показалось, что его взгляд как бы говорил: « Да…выросло совсем не то, что я ожидал». На что Кат лишь гордо подняла подбородок и перекрестила руки, как бы отгораживаясь от мужчины.
- Подойди ближе, девочка. Дай мне тебя рассмотреть, - поманил он её рукой.
Она старалась, гордо подняв голову подойти, но сделав несколько шагов, зацепилась за край ковра и рухнула прямо под ноги опекуну, покраснев мгновенно. Тот подал ей руку, помогая подняться, и сказал:
- Мне казалось, что умение ходить, не падая, дети осваивают в более раннем возрасте?
- Извините, я зацепилась за край ковра, - Кат покраснела ещё больше и отступив на несколько шагов, опустила глаза и стала пристально рассматривать узор под своими ногами.
- Что ж, я вижу, время пришло, Катарина. До твоего шестнадцатилетия осталось десять дней. Тебя ждет служение Доброй богине или замужество, если огненные цветы не распустятся, но я не верю во второе, в тебе есть огонь, я могу его почувствовать. В храме ты получишь новое имя и должна будешь забыть о своей семье, но ты же благодарная девочка? - советник приподнял своей рукой подбородок девушки и заглянул ей в глаза, - Ты будешь помнить, кто растил тебя, как высокородную, кто дал тебе, сиротке, коей было написано на роду оказаться на улице, возможность на другую жизнь. И не забудешь, когда станешь жрицей, чей род ты должна представлять, по чьим правилам должна играть?