Глава 2.
Как и положено, ночью расцвели пламенем цветы на огненном дереве Гелии, грамматик Кальвий утром попрощался со всеми и уехал, а эволий Испид также отправился в столицу, дав указания Доре, известить его, если расцветет дерево Кат. Девушки же всю ночь, перед неизбежным расставанием, плакали, вспоминали свою беззаботную жизнь, обещали найти друг друга после окончания срока послушничества. Катарине совсем не хотелось обманывать подругу, но и рассказать ей о том, что в храм она не пойдет, а сбежит, грамматик запретил, она чувствовала себя обманщицей и плохим человеком и от этого плакала еще больше.
К храму, что стоял на холме, поднимаясь над всем городом, шли молча. У каждой были свои мысли. Дора печалилась, что дочку, дитя единственное, отдавать Богине надо, хоть и знала, видела, что день этот близко, всё равно мысли горестные она от себя отталкивала, будто если не думать об этом, то не случится ничего, но случилось.
Гелия тоже печалилась, но это была светлая печаль. Расставаться с матерью, подругой и домом, в котором она росла, было грустно, но она знала, что выгодного замужества ей не видать, ведь молодые, да и не очень, что засматривались на неё были из простых, да и кому нужна дочка служанки, пусть и красавица? А став послушницей даже без роду и племени, можно было надеяться, мечтать, если дар будет силен и дух тверд, стать если и не верховной жрицей, то, по крайней мере, настоятельницей в храме. Это давало надежду.
Катарина печалилась, что расстается с единственной подругой, она мерила по себе и ей казалось, что худшей доли, чем стать жрицей Доброй богини, нет. Послушниц забирали из семьи, давали новое имя, увозили для обучения в далекие провинции и требовали полного повиновения старшим жрицам, их ждали десять весен учебы, затем двадцать весен служения, после разрешалось вернуться в мир, но никто не приходил обратно, ведь родители были уже мертвы, выросшие братья и сестры жили своей жизнью, а для замужества, все знали, женщины после сороковой весны не годились.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов