Выбрать главу

Страницы романа в значительной степени заполняют журналисты. Оппортунисты, старые коммунисты, озлобленные и циничные халтурщики, зарабатывающие на жизнь писанием статей и (одновременно!) речей для начальства, цензоры, осведомители, так же как и диванные оппозиционеры. Один из них, Вячеслав Ивлев, является, пожалуй, именно таким ангелом из названия. Изображенные Дружниковым реальные факты поражают и, в то же время, ужасают.

От чистого сердца порекомендовал бы тщательно их изучить всем тем в "Краю над Вислой", которые вздыхают по "давним добрым временам". Достаточно сказать, что сейчас, в 2001 году после Рождества Христова, эти времена кажутся абсолютно нереальными, неправдоподобными, и их можно воспринять как своеобразную дружниковскую версию политической фантастики, придуманной злым автором мира антиутопии.

Чтение "Ангелов на кончике иглы" Дружникова помогает и оживляет мой (присущий моему поколению?) "зоологический антикоммунизм". Рассказ о полном обезволивании представителей прессы заставляет внимательнее оглядеться вокруг и спросить, возможно ли на самом деле излечение кого-то, кто попал в продолжительную и многолетнюю зависимость oт партийного центра, каковой принимал за этого кого-то почти все решения, оставляя ему комфорт песьего вглядывания в облик власти и угадывания наперед ее пожеланий, а также второстепенную свободу дуть водку, нигилистичный цинизм, двоемыслие и бессильную злость.

Читая Дружникова, задумываюсь над столько раз упоминавшейся разными людьми стадностью интеллектуальной жизни в Польше, характеризующейся оппортунизмом и неустанной бдительностью, выражающейся в вопросе: "Откуда теперь ветер дует?". А не идет ли это с "того света"? Читая Дружникова, задумываюсь и над болезнью представителей нашей прессы, в чьей среде все еще, как кажется, функционирует механизм, описанный русским писателем.

Но, читая Дружникова, кроме того, задумываюсь и над тем, почему я не могу прочитать польского романа, который бы померился как с нашим недавним прошлым, так и с его последствиями в сегодняшней жизни, и был бы написан так, как то сделал российский диссидент: остроумно, современно, легко, со всем тем сложным писательским искусством, мудрое использование которого создает книги важные и задающие трудные вопросы, но одновременно такие, которые читаются на одном дыхании.

Думаю, что знаю причину, по которой такого романа в Польше нет и скоро не будет, коль скоро правдивы мнения об оппортунизме нашей интеллектуальной сферы: для написания такой книги нужна достаточная смелость, честность и отсутствие нерешительности.

А тем временем, до тех пор, пока такого рода роман в Польше не появится, давайте читать россиян. В конце концов, диссиденты -- это те, кто прошли тропой абсолютного одиночества. Так что признаем за ними, по крайней мере, то, что они действительно отважны.