– Контора Лаврентия Павловича… Наш куратор – полярный академик… Да, ерунда все это. Хорошо, что ты меня спас, что живым остался, что в лагеря не попал… Давай выпьем, Жора. Хотя я уже давно так помногу не пью. Силы не те.
– И я не пью… Только в обед – лафетничек, после сна, на полдник – второй, но уже домашней настоечки или наливочки. И на ужин – третий. Спать ложусь рано, встаю – тоже рано. Это уже служба, не вытравишь.
– А лафетничек-то какой?
– Петровский, поболее соточки граммов, дома покажу. И долгое время – только водочка. А теперь вот еще и настойками увлекся. Угощу тебя можжавелевой, тминной и клюквенной, но наливкой. Сам делаю. Жене очень нравится, с удовольствием принимает. Вот и твоей Саше надо было на все домашнее переходить. Тогда бы и желудок сохранила… Все, молчу-молчу, прости. Вы же не на природе, не за городом живете.
– И не на маршальскую пенсию… Ты же знаешь мою пенсию? Только гонорарами и существую да плюс членство в редколлегии одного журнала.
– Вот, твою мать, героя–лётчика держат на рядовой пенсии. И ты молчишь, не хочешь, чтобы за тебя похлопотали…
– Ладно, Жора, не заводись. Это ведь не первый разговор. Столько лет прошло, все забылось, быльем поросло…
Они налили в стопки водку, посмотрели друг на друга, чокнулись и со словами «Будь здоров!» выпили и крякнули, со смаком.
Из душевой комнаты вышел Сергей, не подходя к столу, стал вытираться полотенцем.
– Он, правда, болен? – Шёпотом спросил Георгий Александрович. – Держится молодцом, не подумаешь, что инфаркт перенес…
– Мне его лечащий врач – какой замечательный мужик – сказал, что он умрет тихо, не вскрикнув, скорее всего, во сне. Вот такая у него ишемия сердца. Только когда, неизвестно, может, и сорок лет еще протянет. Как жизнь сложится, сколько стрессов будет и т.д.
– Давай-ка, чаем его напоим, подогреем чайник-то… Есть малина, клубника, даже ежевичное варенье есть. Пусть поест, для сердца – это бальзам.
– Мне пора, Жора.
– Понимаю, собирайся потихоньку. Пить больше не будем, поводов нет… За Сергея не беспокойся. Подумай, только серьезно, как отследить ситуацию с его семьей, как им передать весточку о нем. Но помни: он под колпаком. Я смогу прозондировать ситуацию только по приезде в Москву. И то еще думать буду, каким образом это сделать…
Сергей подходит к столу. Полярники смотрят на его пропорциональную, ладно скроенную фигуру: ни капли жира, ровные мышцы на груди и животе, мощные ноги с разработанными икрами. На руках мышцы чуть захирели, отвисли, но, видимо, несколько лет назад они знали хорошие нагрузки. Для чиновьего люда – это нетипично.
– Сергей, мне надо в Москву… Жена приболела, то да се… Жора все знает, мы с ним все обсудили по тебе…
– Да, я понимаю, Иван Васильевич… Надо, значит, надо…
– Ничего не обещаю, но я постараюсь найти выход на твою семью, чтобы передать им весточку от тебя.
– Спасибо… За все спасибо. Я понимаю, что уже, наверное, сидел бы в тюрьме, вместе со своим шефом… Но я отказываюсь понимать, за что… Хотя это тема отдельная. Не сейчас. Надо понять: кто пришел и куда, кто кем стал, и кто сохранился, несмотря ни на что… Вы меня понимаете?
– Сергей, постарайся меньше забивать голову, – довольно резко сказал Иван Васильевич. – Для твоей же пользы. И помни о сердце. Вот список лекарств, твой доктор все расписал, как, когда и поскольку таблеток принимать. На коринфар нажимай осторожно, я его тоже принимаю, зараза еще та…
И чтобы как-то загладить повышенный тон, полярник добавил:
– Георгий Александрович мне расскажет о твоем поведении, особенно с медперсоналом женского пола…
Потом они стали одеваться, было уже не до чая. Вышли из бани, стоящей в углу большого дачного участка, заросшего крупными соснами и елями. Ни грядок, ни цветов не было видно: сплошная лужайка с не подстриженной тимофеевкой, выросшей кое-где до колен. И огромные деревья, сохранившие прелесть девственного леса. Дом стоял на противоположной стороне от бани, двухэтажный, просторный, с окнами, практически, по периметру всего деревянного чудовища.
– Чувствуешь, Собакевичем пахнет? – Спросил Георгий Александрович. – Но мне нравится такой простор, такой вологодский сруб, такое количество воздуха. Я так намучился в летчицких кабинках самолетов, что сам нарисовал эскиз дома. И жене нравится. Вот скоро приедет от внуков из города, познакомлю вас.
Черный «ЗИМ» – ветеран отечественного автомобилестроения – не стал заезжать во двор дачи, разместился прямо у массивных ворот, обитых кованым железом. Сергей со стороны наблюдал за друзьями – ветеранами, по всему выходило, что за старшего здесь был рядовой ВС Иван Васильевич. Он мог ворчать на маршала, даже покрикивать, но глаза его были теплыми, дружескими. Их пикировки напоминали разговор двух братьев, которые за длинную жизнь узнали друг о друга все: и хорошее, и плохое.