— А вы не допускаете того, чти, возможно, никто и не входил в кабинет. Может быть, Фил не захлопнул за собой дверь как следует? Может, замок не защелкнулся, и дверь, наконец, сегодня ночью приоткрылась сама? Вы давно ее проверяли? Вы точно знаете, что она была заперта?
Джессика видела, что ему хотелось поверить в это удобное объяснение, которое она для него приготовила, завернула и перевязала ленточкой. Он хотел бы поверить, но был слишком опытным профессионалом и не так-то легко мог принять отпущение грехов.
Линкольн покачал головой.
— Фил очень аккуратный человек и всегда запирал кабинет.
— Он мог спешить, — высказала предположение Джессика, вспомнив, что с первого дня их знакомства Фил вечно куда-то торопился. — Давайте рассмотрим известные нам факты. Вы не знаете, пропало ли что-нибудь. Не знаете, каким образом кто-то проник в дом. Не можете даже поклясться, что дверь была заперта. Как все это будет выглядеть в глазах детектива Кинкейда?
— Линк, ты бы его слышал, — прибавила Айрис. — Он так на меня рассердился!
Линкольн потер глаза, словно отгоняя наваждение, и Джессика постаралась удержаться от улыбки. Даже этот человек готов уступить. Да и кто бы устоял под умоляющим взглядом этих огромных фиалковых глаз?
Айрис не сиделось на месте, и она предложила все как следует осмотреть и проверить, не пропало ли что-нибудь. Джессика тоже подключилась к общему делу.
Через пятнадцать минут она уже обыскала кабинет так тщательно, как только могла в присутствии свидетелей. Насколько Джессика смогла определить, кроме записей об уплате подоходного налога, в кабинете не было ничего такого, что стоило бы красть. Она даже не понимала, почему Филу надо была запирать комнату. "Если только здесь нет потайного сейфа, который мы не смогли обнаружить", — подумала она.
Вздохнув, Джессика опустилась в кресло, уже готовая объявить Линкольну, что в кабинете ничего не тронуто. И тут ее взгляд упал на настольный календарь.
Это был перекидной календарь-ежедневник с листочками на каждый день. Она пристально смотрела на него, и что-то не давало ей покоя. А затем Джессика поняла, что в нем недостает листочков. Примерно за одну неделю. За прошлую неделю.
Салли сильно превысил свои полномочия и знал это. Он мог сегодня утром позвонить своим приятелям в Хьюстоне и попросить их проверить агентство по прокату автомобилей. Но не сделал этого. И по-настоящему ему незачем было заезжать в агентство Мунро на обратной дороге. Но раз уж он все равно был в Хьюстоне… и всего в нескольких милях… Почему бы и нет?
Не склонный лгать самому себе, Салли признавал, что его внезапная поездка в Хьюстон была скорее разведкой в личных целях, чем подлинным расследованием. Конечно, слабые сигналы тревоги звучали в его голове полицейского со вчерашней ночи, но их заглушали громкие требования его либидо. Давно с ним такого не случалось.
И совсем не так. Не с женщиной, которую он едва знал. Ему хотелось большего, чем просто секс, хотя он не отрицал в себе сильного физического притяжения и желания прикоснуться к Джессике Дэниелз. Конечно, ему хотелось слышать ее голос в темноте, сонный и совершенно удовлетворенный, но еще ему хотелось узнать, откуда в ее волосах эта седая прядь. Хотелось покопаться в ее мыслях, заглянуть в прошлое, проникнуть в душу. Хотелось узнать, почему ее глаза создают впечатление, что она побывала в аду и вернулась обратно. И возможно, не один раз.
Джессика Дэниелз его заинтриговала, и это беспокоило Салли. Его к ней притягивало нечто такое, что он не мог определить, нечто сильное и темное внутри. Они были зеркальным отражением друг друга — два хищника на нейтральной территории, ходили кругами, присматривались друг к другу и снова отступали. Когда они слишком сближались, между ними пульсировал жар. Джессика предпочитала его игнорировать, но Салли полагал, что ему следует обратить на это внимание.
Ничего хорошего никогда не выходит, если игнорировать то, что задевает тебя и причиняет боль. Этот урок он усвоил еще на коленях у матери, пока она прикладывала лед к своей распухшей скуле и целовала красный отпечаток отцовских пальцев на его щеке. И все время говорила ему, что его отец не настоящий пьяница. Его отец не хотел их избить, объясняла она так мягко, так искренне. Отец их любит. Поэтому он вынужден поступать с ними так строго. Он желает им самого лучшего.