Туман похоти, который мешал ему мыслить трезво и притуплял инстинкты, растаял, когда он посмотрел на маленький серебристый пистолет, уютно устроившийся в ложбинке между ее грудей. Специальная петля, очевидно, удерживала на месте ствол и предохранитель. Только край рукоятки выглядывал из середины лифчика.
Нельзя было сказать, что ее грудь бурно вздымалась, но дыхание явно участилось. От каждого вдоха и выдоха грудь подымалась и опускалась в странном ритме, который не имел ничего общего с размеренным дыханием. Справедливости ради он признал ее попытку воспроизвести глубокое и ровное дыхание. Самое главное, что эти ее усилия только увеличивали в объеме грудь, которая в этом не нуждалась.
Салли молчал, не отводя глаз от этого великолепного зрелища.
Это молчаливое разглядывание начало действовать Джессике на нервы. Пауза явно затянулась. Она заставила себя опустить глаза и резко спросила:
— В чем дело? Никогда раньше не видел пистолета?
— Леди, — ответил он, переводя взгляд на пистолет, — это не оружие. Это детская игрушка для стрельбы горохом.
— Да, только горошины разрывные.
Салли поднял брови, но не глаза.
— Я потрясен… но не этим игрушечным пистолетом.
Джессика с ужасом почувствовала, как лицо заливается краской, и молила Бога, чтобы эта краска не проступила на груди. Еще хуже было то, что она не имела ни малейшего желания отстраняться. Он словно бы околдовал ее, взял в плен, подчинил себе, и эта власть мужчины над ней вдруг показалась ей притягательной.
Но она привыкла всегда контролировать себя полностью, и это состояние покорности ее беспокоило. Это почему-то было больше похоже на насилие, чем обыск, чем раздевание. Но будь она проклята, если даст ему понять, что он может распоряжаться ею. Всю жизнь Джессика потратила на приобретение уверенности в том, что никто не подойдет к ней настолько близко, чтобы проскользнуть за линию ее обороны. Хотеть луну с неба опасно. Слабость — это уязвимость. Она не может себе позволить ни того, ни другого.
С Салли она допустила ошибку и собиралась ее исправить.
Заставив себя оставаться податливой в тисках его хватки, она подпустила холода в глаза и сказала ледяным тоном:
— Очень рада, только произвести на тебя впечатление вовсе не является целью всей моей жизни. Почему бы тебе не взять пистолет и не отпустить меня? Пока ты пускаешь слюни и испытываешь потрясение, я от холода могу простудиться.
— Дорогая, с такой внешностью ты могла бы заарканить даже далласских ковбоев. — Он улыбнулся и достал из-за лифчика пистолет, по-прежнему не отпуская ее рук. И, опуская его в задний карман, прибавил: — По-моему, ты выглядишь достаточно закаленной, чтобы не подхватить простуду, пока я поищу остальное оружие.
Она прикусила язык и отказалась проглотить наживку. Для него это была игра. Свободной рукой он стал похлопывать по ее телу снизу доверху. Собственно, это не было похлопыванием; он гладил ее медленными, тягучими, как патока, движениями. Джессика задрожала от усилия сдержать свой гнев. Обыск был нарочитым, неспешным и имел целью вывести ее яз равновесия. Этот человек точно знал, как ее достать.
Угрозы, крик, грубое обращение… ничто подобное ее бы не смутило, и он это знал. Он именно хотел вывести ее из себя. Хотел добиться правды, неважно, каким способом. Этот человек был ищейкой и унюхал ложь раньше, чем она успела ее произнести. Теперь, когда его подозрения получили конкретное подтверждение, он ее не отпустит.
Все хорошие копы такие. Отчасти ищейки, отчасти церберы.
Джессика пришла к выводу, что Салли больше первое, чем второе.
Когда Салли убедился, что больше оружия нет, он отпустил ее.
— А теперь не хочешь мне сказать, кто ты такая и почему носишь эту игрушку? И не говори, что ради самообороны. Мне уже надоело слушать ложь. Или хочешь подождать, пока я посмотрю твои данные в компьютере? — Он похлопал себя по карману. — У тебя ведь есть на него лицензия, правда?
Джессика прищурилась и запахнула блузку, стараясь сохранить как можно больше достоинства. Спина у нее болела, так сильно он прижимал ее к стене. Не давая Салли возможности запугать себя, она старательно застегнула все пуговки, прежде чем ответить.
— Я ношу его по той же причине, что ты носишь свой. Мне он может понадобиться.
— Для чего?
— Стрелять в двуногих крыс.
Салли не понравилось то, что он услышал, и то. что увидел в ее глазах. Она не шутила, и все же, не могла же она говорить всерьез. Словно не замечая его, Джессика привела в порядок одежду и занялась растрепанными волосами.