Это было опасное удовольствие. От возбуждающей искусности его прикосновений огонь струился по ее жилам. Впервые в жизни она по-настоящему чувствовала себя женщиной, и женщиной желанной.
Ее тело инстинктивно стремилось навстречу наслаждению.
— Ты мурлыкаешь, как котенок, — прошептал он, щекоча усами ее ухо. Его слова рассеяли магию происходящего. Мускулы Кит напряглись. В голове зазвучал трезвый и ясный голос рассудка: Раф просто использует ее. Новый сексуальный опыт для разнообразия. В конце концов, она просто некий заменитель настоящей любви, что-то вроде запасного варианта.
Смущенная и расстроенная, она высвободилась из его объятий. В три взмаха рук она добралась до края бассейна и выбралась наверх. Раф медленно повернулся в ее сторону, удивленно покачав головой. Он помог продолжающей резвиться в воде собаке доплыть до лесенки и вылезти на поверхность. Затем придвинулся к девушке.
— Кит? — произнес он полувопросительно. Взяв ее за подбородок своими длинными пальцами, он повернул к себе опущенную голову.
— Я просто слишком далеко зашла, играя роль вашей любящей невесты, — ответила она холодно.
Он приподнял бровь, изучая ее бесстрастное лицо, освещенное лунным светом.
— Что ж, это просто прекрасно, — медленно произнес Раф. — Вы знаете такую пословицу: «У ночи тысяча глаз»?
Кит утвердительно кивнула, озадаченно наморщив лоб.
— Я просто хотел, чтобы все, кто наблюдал за нами, убедились, что мы помирились. — И он одарил ее очередной неотразимой улыбкой.
Губы Кит дрогнули в кривой недоверчивой усмешке. Она выжала свои мокрые волосы.
— Что прикажешь делать с твоими новыми нарядами? — спросил Раф, откровенно любуясь четко обрисованными изгибами ее тела, которые подчеркивал мокрый халат.
— Вы действительно хотите это знать? — живо поинтересовалась она. Поймав его взгляд, Кит судорожно вздохнула и переменила позу.
Раф ухмыльнулся, наслаждаясь ее смущением.
— Ты примешь костюм для верховой езды?
Она отрицательно покачала головой.
— Черт побери, Кит, тебе же нужны и сапоги, и шапочка! — взорвался он, не в силах больше сдерживаться. Тяжело дыша, он снял насквозь промокшие ботинки, поставил их на бортик бассейна. — Я могу запретить тебе совершать прогулки верхом, — предупредил он с угрозой. Стянув с себя мокрую рубашку, он отвернулся и швырнул ее на скамейку.
Кит поперхнулась очередной колкостью, которой хотела уязвить его. Ее глаза были прикованы к спине Рафа, покрытой сетью застарелых шрамов.
— Раф? — прошептала она. Машинально она шагнула к нему и легонько прикоснулась пальцами к ужасным следам от ожогов.
— Небольшой прощальный сувенир из Вьетконга, — спокойно ответил он, прекрасно понимая, почему ее лицо так изменилось. — Тебе неприятно?
Кит сглотнула и покачала головой.
— Вам, наверно, было смертельно больно, — выдохнула она, и слезы блеснули в ее глазах.
— Мне говорили, что я орал, как ненормальный, пока был без сознания, — признался он бодро.
Она закрыла глаза и поежилась.
— Простите.
Это единственное, что она могла сказать, но поняла, как неестественно и глупо это прозвучало. Разве можно просить прощения за войну?
Кит открыла глаза, почувствовав на своем лице его ладони.
— Иногда невидимые шрамы болят сильнее.
Его слова удивили девушку. Ей показалось, что он тянется к ней. Выражение его глаз было серьезным и в то же время ласковым и зовущим. Кит почувствовала, как внутренне съеживается и отступает. Позволить себе открыться перед другим человеком так же страшно, как заглянуть в собственную душу. Она отстранилась от него и вскочила на ноги.
— Я куплю шапочку для верховой езды. Оставьте мне счет на письменном столе.
Она не откликнулась на его молчаливый призыв. Вместо этого она повернулась и поспешила скрыться в коттедже, заперев за собой дверь.
5
Кит почувствовала во рту какую-то горечь и мрачно посмотрела на бледно-розовый конверт, доставленный с утренней почтой. Нью-йоркский штемпель, изящный женский почерк и запах духов «Джой», ценой в сто долларов за унцию, не оставляли сомнений в том, кто его отправитель. Трейси Шипли понадобилось меньше недели, чтобы принять вызов в борьбе за Рафа Моргана.