Кит намеренно не отреагировала на провокационный оттенок данного заявления, однако согласилась взять на себя обязанности счетовода. Дальнейшая разработка проекта клиники приостановилась до улаживания земельных проблем, поэтому Кит была рада чем-то заняться.
Тереза обучала ее рецептам приготовления новых блюд и разным кулинарным премудростям. Вечерами они с Мэттом играли в карты или в слова и болтали. Кит заметила в нем неуловимые, на первый взгляд, перемены. Грубоватый, неряшливый, вечно бунтующий против чего-то подросток исчезал, ему на смену появлялся здравомыслящий, обладающий чувством ответственности юноша, уже начавший готовиться к занятиям в колледже.
Телефонный звонок заставил Кит вернуться к будничным обязанностям. Услышав голос Рафа, она удивилась.
— Как дела на буровых вышках? — поинтересовалась она вежливо, ничем не выдав волнения, охватившего ее при одном звуке его низкого голоса.
— Я закончил их сегодня рано утром и сейчас уже нахожусь в своем офисе, — так же вежливо сообщил он. — А как у вас дела?
— Просто великолепно. Мэтт занимается только что поступившими новыми заказами. Вчера он перегнал небольшое стадо брауншвейгских коров на верхний выгон. Еще у нас прошел дождь, осадков выпало на одну десятую дюйма, а температура снизилась до девяносто восьми градусов по Фаренгейту. — Кит широко улыбнулась. — Кроме того, вам пришел счет на поставку фуража, который по величине может соперничать с национальным долгом страны.
Раф рассмеялся низким хрипловатым смехом, заставившим ее неловко заерзать.
— Что-нибудь еще? — не получив ответа, Раф нетерпеливо спросил: — Кит, вы слышите меня?
Она откашлялась и распрямила плечи. В конце концов, разве не для этого она находится здесь?
— Ваша рыбка клюнула.
— Прошу прощения…
— Сегодня пришло письмо из Нью-Йорка, с запахом, я хотела сказать, ароматом, который не оставляет сомнений в том, что его отправила Трейси Шипли, — отрапортовала она сладким голосом.
— Понятно. — Раф помолчал. — Ладно, вскройте его и давайте посмотрим, чего она хочет, — коротко приказал он.
— Она хочет вас, — мрачно ответила Кит. — И так как письмо, скорее всего, сугубо личное, я думаю…
— С каких это пор у меня есть от вас секреты? — перебил он мягко, — вскройте конверт, Кит.
С большой неохотой она вынула из конверта два листка бумаги. «Мой самый дорогой»… — Кит поморщилась.
— Раф, — взмолилась она, — я действительно считаю, что вам следует…
— Хватит упрямиться, Кит, — резко оборвал он. — Читайте это чертово письмо. Меня не так-то легко вогнать в краску.
— Прекрасно, прекрасно, — рявкнула она, воинственно вздернув подбородок и снова беря в руки розоватые листки. — Пожалуй, я буду читать его нараспев, с южным акцентом, чтобы смысл был для вас доходчивей. — Проигнорировав его грозное хмыканье, она внутренне собралась и начала читать медоточивым голосом, растягивая слова: — «Мой самый дорогой, я и представить себе не могла, что наша ссора так на тебя подействует, пока не услышала о твоей скоропалительной помолвке. Должно быть, ты так сильно страдал, что решил поскорее утешиться.
Я была шокирована, узнав, что это наша служащая. А когда Мэрибет рассказала, что она — полная противоположность тому типу девушки, который соответствовал бы тебе, я пришла к выводу, что твоя помолвка — просто какое-то недоразумение временного характера и ты во всем разберешься, как только узнаешь, что из себя представляет мисс Форрестер». — Кит похолодела и окаменела одновременно. Она нервно облизнула пересохшие губы и продолжила чтение уже безучастным, потерявшим всякое выражение голосом: «Мы считаем, что наш долг открыть тебе глаза. Даже наш отец крайне удивлен, а уж представляем, каким шоком это будет для твоей мамы. Вся ее семейка — это отбросы общества».
Кит замолчала и закрыла глаза. Ей не хотелось читать дальше, она и так все знала про свою жизнь. Сочащееся ядом перо Трейси Шипли не могло добавить ничего нового к фактам, о которых лучше забыть навсегда.
Кит снова взглянула на письмо. «Отбросы общества». Она и сама раньше в мыслях произносила эти слова. Но, употребленные посторонним, они, будто острая рыбья кость, застряли у нее в горле.
Она не ответила на звучащий в трубке все громче и настойчивее голос Рафа. Она просто положила ее на рычаг.
Кит сидела, уставившись на листки бумаги, испытывая презрение к женщине, исписавшей их своим ровным почерком. Ее переполнял гнев и возмущение. Прошлое — как липучка, от него невозможно избавиться. Оно постоянно врывается в настоящее и разрушает будущее. Жестокая правда ее жизни всегда будет преследовать ее. Годами она сочиняла небылицы о своих родителях и о своем детстве и сама начала верить в них. Но убежать от правды невозможно. Прямо как от пресловутого неразменного пятака. Трясущимися пальцами она зарылась в копну своих медно-рыжих волос.