Поццо. Вот он и перестал плакать. (Эстрагону.) Вы с ним некоторым образом поменялись ролями. (Задумчиво.) Мера слез в мироздании всегда неизменна. Если кто-то заплачет в одном месте, значит, кто-то успокоился в другом. То же самое можно сказать и о смехе. (Смеется.) Так что не будем поносить нашу эпоху – она ничуть не трагичнее, чем все предыдущие. (Пауза.) Но и восхвалять ее не будем. (Пауза.) О ней вообще лучше помолчать. (Пауза.) Впрочем, народонаселение значительно выросло.
Владимир. Попробуй походить.
Эстрагон ковыляет в сторону Лаки, останавливается, плюет в него, потом возвращается на то же место, где сидел в самом начале пьесы.
Поццо. Знаете, кто меня научил рассуждать так умно? (Молчание. Указуя перстом на Лаки.) Он!
Владимир (глядя на небо). Когда-нибудь, наконец, наступит ночь?
Поццо. Не будь его, все мои помыслы, все чувства остались бы низменными, грубыми – того требовало мое ремесло, впрочем, не важно какое. Красота, изящество, высшая истина – все это было мне недоступно. И тогда я взял себе бичуна.
Владимир (от неожиданности перестает смотреть на небо). Бичуна?
Поццо. Да, лет шестьдесят тому назад… (считает в уме) точно, почти шестьдесят. (Гордо подняв голову.) Мне никогда столько не дашь, правда?
Владимир смотрит на Лаки.
Рядом с ним я кажусь мальчишкой. (Пауза. Обращаясь к Лаки.) Шляпу!
Лаки ставит корзину, снимает шляпу. Копна густых седых волос падает ему на плечи. Он сует шляпу под мышку и снова берет корзину.
Теперь посмотрите на меня. (Снимает шляпу[2]. Он абсолютно лыс. Надевает шляпу.) Видели?
Владимир. Что такое бичун?
Поццо. Вы явно не здешние. Может, вы и не из этого века? Раньше держали шутов. Теперь – бичунов. Разумеется, только те, кто может себе позволить.
Владимир. И теперь вы его гоните? Такого старого, такого преданного слугу!
Эстрагон. Дерьмо!
Поццо начинает нервничать.
Владимир. Вы высосали из него все соки, а теперь… теперь выбрасываете как… (подыскивает слово) как шкурку от банана. Это, согласитесь…
Поццо (со стоном хватается за голову). Я больше не могу… у меня нет сил… что он делает… вы не знаете… это невыносимо… пусть он уйдет… (потрясая руками) я сойду с ума… (Без сил падает на стул, прячет лицо в ладонях.) Я больше не могу… не могу…
Пауза. Все смотрят на Поццо. Лаки дрожит.
Владимир. Он больше не может.
Эстрагон. Какой ужас!
Владимир. Он с ума сойдет.
Эстрагон. Какая гадость!
Владимир (к Лаки). Как вы смеете! Просто позор! Такой добрый хозяин! Так из-за вас страдает! После стольких лет! Как можно!
Поццо (рыдая). Раньше он был такой славный… помогал мне… развлекал… совершенствовал… а теперь… теперь убивает…
Эстрагон (Владимиру). Он что, хочет его выгнать?
Владимир. Что?
Эстрагон. Я не пойму, он хочет его выгнать или просто так на него обозлился?
Владимир. Не думаю.
Эстрагон. Как?
Владимир. Не знаю.
Эстрагон. Надо у него спросить.
Поццо (успокаиваясь). Господа, я просто не понимаю, что на меня вдруг нашло. Прошу меня простить. Забудем об этом. (Все лучше владея собой.) Я не очень хорошо помню, что я вам наговорил, но можете поверить, ни капли правды в моих словах нет. (Выпрямляется, ударяет себя в грудь.) Разве я похож на человека, который позволит себя мучить? Право, даже странно! (Роется в карманах.) Куда, интересно, подевалась моя трубка?
Владимир. Чудесный вечер.
Эстрагон. Незабываемый.
Владимир. И пока не кончился.
Эстрагон. Скорее всего, нет.
Владимир. Только начинается.
Эстрагон. Это ужасно.
Владимир. Прямо как в театре.
Эстрагон. В цирке.
Владимир. В мюзик-холле.
Поццо. Куда все-таки я подевал трубку?