Отец заставил меня и Чико облачиться в черные кимоно — я как-то даже внимания не обратил, что у меня такое есть. Еще в шкафу было серое, так сказать, «повседневное». Сам батя надел такое же. С кимоно полагалось носить что-то среднее между шароварами и юбкой. Батя помог мне повязать эту штуку вокруг бедер.
— Плюс хакама в том, что нужно очень постараться, чтобы из них вырасти, — прокомментировал процедуру он. Понятно, этот сорт японских штанов зовется «хакама». После этого он погрузил в машину невзрачную мятую коробку — видимо, еще один символ презрения к мамаше, потом погрузил нас с сестренкой, и мы поехали. Я нервничал, но вопросов не задавал — подразумевается, что обряд мне знаком. Буду стараться копировать поведение отца и Чико. Надеюсь, на нашу семью не обрушится кара местного ками, если я накосячу.
Дорога привела нас к храму Футаараяма. Около него мы с Чико гуляли в День Императора. Пройдя под аркой, прошли по вымощенной камнем дорожке и подошли, собственно, к храму, где нас встретил местный поп. Раскланялись. Отец поставил коробку на алтарь, и поп начал что-то нечленораздельно петь. Другой поп выдал бате что-то типа кадила, и тот трижды обошел алтарь с коробкой, попыхивая на нее дымком, после чего вручил кадило мне. Я с умным видом повторил процедуру, осознав, что обряд отречения — это какая-то ролевая игра, имитирующая похороны и чуть не заржал. Последней «окуривание» повторила Чико. Первый поп в это время закончил пение, взял коробку и повел нас во двор, где третий служитель культа вручил нам с Чико по коробу с какими-то птицами. Чико взяла в руки свою, я повторил. Птичка была теплая, мягкая, и совсем не сопротивлялась. Сестренка подкинула свое пернатое создание в воздух, я, чуть замешкавшись, тоже. Ее птица улетела в неизвестном направлении, а моя села на крышу храма и зачирикала. Батя буквально посерел — видимо, это ОЧЕНЬ плохой знак. Плевать, я не суеверный. Тут и без всяких знаков нечисть лезет изо всех щелей. Далее поп подвел нас к выложенному камнем очагу и положил коробку на металлический лоток, расположенный поверх стопки дров. Чико опустила коробку из-под птички туда же. Без сомнений добавил свою.
Поп развел огонь и снова начал петь. Тупо стоим кремируем коробку, и при этом все вокруг СУПЕР серьезны. В следующие пару дней придется воздержаться от соевого соуса — все губы изнутри были искусаны до крови и болели. Ну не могу я адекватно воспринимать похороны коробки! Когда все прогорело, батя ссыпал содержимое лотка в урну, мы дошли до колумбария, и урна отправилась в приготовленное для нее место. На памятной табличке было имя мамаши с фамилией Одзава. Дата рождения была как в документах, а вот датой смерти служило число, когда суд вынес первое решение о разводе. Понятно, «жена» умерла, а вот ее туловище продолжает жить где-то в трудовой колонии. Ох уж этот символизм. Раскланявшись с попом, мы покинули храм.
Вернувшись домой, переоделись, и батя повез нас с Чико назад в город. Меня к парикмахеру, а ее за компанию. После стрижки (парикмахер меня узнал и спросил: «Как обычно?», так что выпендриться моднявым андеркатом не получилось) мы заехали в торговый центр, где я купил себе новые парадные брюки. Сестренка великодушно отказалась от обновок, сославшись на полный шкаф новеньких вещей. После этого мы сходили в KFC, и, наконец, субботние активности закончились.
Дома я решил, что настало время поговорить о важном, и, плюхнувшись рядом с расположившимся на диване в гостиной батей, спросил:
— Будешь жениться второй раз?
Батя вздохнул:
— Знаешь, после такого провального брака как-то совсем не хочется. Да и возраст у меня уже не тот.
— Это 43 года-то? — хохотнул я, — Ты же мужчина в самом расцвете сил!
— Меня устраивает нынешнее положение дел, — отмахнулся он.
— Проблемы с потенцией? — ехидно спросил я и выхватил увесистый подзатыльник. Не обиделся, ибо заслуженно.
— Где твое уважение?! — рыкнул он. Я встал с дивана и извинился с поклоном. И вправду перегнул. Усевшись обратно, сказал:
— Есикава-сан ведь уйдет, а Чико к ней очень привязалась. Что ни говори, а ребенку нужна мать.
— Чико привязалась или ты? — подозрительно покосился он на меня.
— Да и я тоже, чего скрывать, — развел я руками.
Помолчали.
— Знаешь, в моей школе очень красивая медсестра с третьим размером! Хочешь узнаю, замужем ли она? — не отставал я.
— Вот же пристал! — буркнул батя, раздраженно посмотрел на меня и добавил: — Вернемся к этому разговору через год!